знает как далеко.
И вообще все это будет не с нами. Мы вечные.
Точно! Не с нами. Как ты догадалась?
Я не догадалась. Я пошутила.
Да я тоже пошутила. Помрем как миленькие.
Как пить дать.
А ты хочешь пить? Я бы соку выпила.
У меня во фляжке вода.
Теплая, фу. Не хочу.
Я тебе воду на костре вскипячу и заварю чай. Индийский, со слоном.
Ой! Индийский! Люблю.
Я тоже люблю.
Людка, я тебя люблю.
Я тебя тоже люблю, Дунька.
И поет, поет взахлеб в сухом колючем кусте, над колючей сухой землей, под колючими дикими звездами безумная ночная птица.
Фарид Нагим
Швы жизни
Посмотрел на трещину в белой стене возле «Коломенской» и вспомнил Крым…
Принимал душ в их ванной, тесной от множества бутылочек Няни. Прижал к лицу нагревшееся на трубе махровое полотенце.
Отнял полотенце от лица, и от ярчайшего солнца все показалось белым: море, галька, люди, чайки, прибой… На губах – привкус горячей морской соли и белого сухого вина. Потом шел по приморскому парку и прикрывал горячую, налысо остриженную голову полотенцем. Густой, туго натянутый блеск моря. Под синтетически ярким, радиационным ялтинским солнцем сидят на корточках молодые гомосексуалисты, щурятся и скучно ждут богатых клиентов из отеля «Ореанда».
Жара такая, что в подсвечниках оплывают свечи, свешиваются веревочно. Какой-то шум, будто кашляет кошка. Саня Михайловна лежала и рыдала, как девчонка, и тело вздрагивало, будто его трясли.
– Я прямо не знаю, аж прямо страшно делается. Меня душит прямо. Где Алексей? Жалею, что второго не родила. Были мужики хорошие, один на промбазе. Подошел: «Что-то ты одна ходишь?» – «Я мужа похоронила». – «А я жену, давай сойдемся?» Три раза подходил. А я говорю: два раза мужей хоронила, больше не хочу. Вот теперь саму хоронить некому. Я устала от жизни такой. Я бы легла и умерла, и не могу никак. Господи, под бомбежкой была, с горы летела, может, меня смерть не берет?! Сердце держит. Ничто не интересует, Господи, хоть бы я легла и уснула. А у тебя в Москве есть где жить?
– Нет.
– Приезжай. Будешь здесь жить. А Алексей пусть забирает меня в Москву, я не сварливая, как другие, я не пью. У меня пальто есть зимнее и сапоги еще. Меня страх одолевает, что меня кто-то прихлопнет, умру и буду на полу лежать.
– Саня Михайловна, может, лекарство еще какое-то купить по дороге?
Смотрел на таинственно светящееся море. Оно улавливало невидимый мне луч. Хруст гальки. Высокий парень в теплой кожаной куртке подошел ко мне. Наверное, единственная дорогая вещь в его гардеробе.
– Извините, закурить не будет?
– Нет.
Я отошел и с ненавистью посмотрел на море.
– А вы, наверное, отдыхаете здесь? – с настойчивой учтивостью «голубого» поинтересовался он.
Я скривился, сдерживаясь, чтобы не послать его, и злобно загромыхал