отдельной могилы. Хоронили обычно разом по нескольку человек. Хотя летом, когда печальный урожай шёл больше из реки, а такие тела часто и опознавать было бесполезно, закапывали споро. Даже не говорили: «Хоронят». Закапывают.
Сюда и дороги не было. Не наездили. Едва приметная тропка среди полевых трав.
Стерег покой мертвецов свой сторож. Человек не старый, но сильно больной на ноги. Что-то там с самого рождения. Служба была ему вроде богадельни. Каждую пятницу из дворца привозили ханскую милостыню: корзину лепёшек, немного проса. Были посылки из мечетей, тоже больше по пятницам. От других вер – больше по праздникам. Ну, и когда тела забирали родственники или знакомые тоже одаривали.
Житьё не хлопотное и сытное.
Сейчас сторож стоял во дворе низко склонившись и трясся от страха.
Перед ним во всей грозе и гневе бушевал сам эмир Сарайского улуса.
Лицо светлейшего правителя уже давно стало пунцовым, а голос словно пытался пробудить мёртвых на соседнем кладбище. Эмир даже не нарядился подобающим образом. Видно было, что прискакал в чём дома утром застали. Халат простой, вместо пояса – обычный кушак. Даже сапоги на ногах мягкие из сафьяна. Уж точно не для верховой езды. Ни сабли на боку, ни кинжала.
Послали к нему ни свет ни заря, когда менялась ночная стража. По делу совершенно пустяковому. С которым не только к эмиру домой идти, а можно бы и в доклад не включать. В скудельнице исчезло мёртвое тело.
Дело такое, что ни пострадавших по нему нет, ни жалобщиков. Вот только сторож, объявивший о пропаже ночной страже нёс такую ахинею, что смог перепугать даже видавших виды ханских нукеров. Их начальник поначалу и не придал этому большого значения, но когда утром рассказал всё своему сменщику Итлару, тот только головой покачал: «Будет теперь пересудов на весь Сарай». Хотели было наибу доложиться, да его не случилось с утра.
Так бы и осталось всё до утреннего доклада во дворце, да случился на площади эмирский прислужник, что шёл из мечети с утреннего намаза. Ему и рассказали. Вроде и не беспокоили начальника по пустякам, но до ушей довели. Тот видно и поднял переполох.
Даже наиб едва догнал их всех уже на подъезде к скудельнице.
Теперь он стоял за спиной эмира с лицом человека, разжевавшего кислый лимон.
Рассказ сторожа они уже выслушали.
Тот успел подышать на эмира, но винного запаха явно не хватало для правдоподобия происходящего.
– Ты, наверное, гашиш жрёшь?
Страсти попытался унять наиб, осторожно выступивший из-за спины:
– Слушай, страдалец, ты для чего гребёшь угли на свою голову? – Обратился он к сторожу. – Грех на тебе с орех – продал тело. Ну или упёрли его у тебя, пока пьяный спал. Не сундук с золотом. Зачем ты нам сказки рассказываешь?
Действительно, кто мог поверить рассказу про то, как мертвец вышел ночью из двери и улетел на глазах оторопевшего сторожа. Кого хочешь разозлит.