курили в форточку. Петя тоже сплевывал и курил. К ним в туалет не заходил только Кузякин, но он вообще всю жизнь отбивался от коллектива. С каждой минутой у них, в мужской уборной, становилось все более душевно. Но потом пришел Артемон и лавочку прикрыл.
– Бойцы, – гаркнул Артур Борисович, – я все понимаю! Но вам еще встречать рассвет.
Он забрал пакет с бутылками и всех выгнал из туалета взашей.
Ближе к полуночи выпускники скучковались в центре столовки – на танцполе. Петя, подогретый бумажным стаканом, так расхрабрился, что даже пригласил на медляк школьную красотку Машу Антропову. Антропова с Петей танцевать не пошла – фыркнула и отрицательно помотала головой. “Мымра крашеная”, – подумал тогда Петя и даже не обиделся. Антропова имела в женихах какого-то великовозрастного студента. И весь одиннадцатый класс на уроках вязала под партой этому студенту длинный разноцветный шарф.
А вот их классная, Зинаида Васильевна, пошла плясать с Петей с большим удовольствием. Зинаиде Васильевне было хорошо за семьдесят, но двигалась она бойко:
– Двигайтесь плавнее, Петр! И ведите меня, ведите! Управляйте же танцем!
Светка Верхозина танцевала со всеми, кто ее приглашал. А приглашали ее наперебой. Даже небольшая очередь туда выстроилась. Светка станцевала с Артемоном, с Кокой, Дисой, Серым, Кузякиным, с чьим-то батей, с собственным дедушкой. И снова с Артемоном. Петя немного помялся в хвосте очереди. А потом махнул рукой. Он уселся в дальний угол и оттуда любовался Светкой. К нему подсела тётка в сарафане – какая-то Верхозинская родня. Та самая, что хотела тащить за Светкой подол платья. И вздохнула:
– Вот и выросла наша Светочка. Вот и закончилось ее безоблачное детство. Вон какие кавалеры за ней уже увиваются. Но Света девушка такая уж серьезная. Мне, говорит, всякие эти глупости не интересны вовсе. Я более к учебе тяготею. Хочу образование получить достойное и выбиться в люди. Так и говорит. И все учит себе что-то, все конспекты пишет. В экономисты хочет. Или в юристы. Куда уж возьмут.
И тетка вздохнула опять.
… А окончательно уж распрощались они с детством на берегу реки Ушанки. Ушанка была мелкой и грязноватой реченкой, разделяющей Козюхинск на две неравные части – нормальный центр и дремучее Заушанье. В диком Заушанье жили лютые пацаны и попадаться к ним в руки не советовалось никому. Очевидцы рассказывали, что даже днем заушанцы не выпускали из рук кольев, арматурин и свинцовых кастетов.
По давней традиции выпускники города приходили на этот берег – романтично встречали первые рассветы своих взрослых жизней. Жгли костры. Клялись в вечной дружбе. Иногда дрались или целовались. Пекли картошку.
Если на противоположном берегу встречали рассвет взрослых жизней выпускники-заушанцы, то с обеих сторон кричались всякие угрозы.
Товарищи Пети с портвейном в руках уже и не прятались. Стояли у костра кружком. Кузякин снял бабочку и играл на гитаре. Поцы пели про “а помнишь,