Чтобы директор не сотворил того же со мной, я смотрю на него с глуповатой доверчивостью котенка. Кто в состоянии обидеть котенка? Или слоника…
– С какого на какое? И о ком речь?
– У меня есть ученик Миша Кравцов, – поясняю я терпеливо. – Ему очень хочется перевестись на художественное отделение. Он прирожденный скульптор, а с гитарой, похоже, никогда не станет одним целым.
– Его родители не подавали заявления.
– Сначала я хотела уточнить у вас…
«Хозяин» – так и вертится на языке.
– Учебный год уже начался, – напоминает Анатолий Палыч, глядя мимо меня, и его можно понять. – Чем ты раньше думала?
Мой голос истончается до шелеста:
– Простите. Конечно, надо было раньше. Вы правы.
Такой я нравлюсь ему больше, он даже переходит на «ты», хотя это вовсе не значит, будто наш разговор переместился в некую доверительно-дружескую плоскость и вот-вот мы начнем понимать друг друга с полуслова. Я-то не имею права ответить ему тем же, и мы оба это знаем.
– Вечно ты носишься с чужими проблемами, Ширина. Своих нет?
Я только качаю головой: какие у меня проблемы? Он с видимой мукой выдавливает:
– Будет заявление от родителей учащегося, тогда продолжим разговор.
Только наш директор способен назвать Мишку «учащимся»… Чтобы снова не рассмеяться, я перевожу взгляд на кактусы и неожиданно для себя спрашиваю:
– А как их зовут?
– Кого? – Директор смотрит на меня с подозрением.
– Ваши кактусы. Вы их как-то назвали?
– Зачем? Они же кактусы.
– Но не стулья же! Они живые. Им приятно, когда с ними разговаривают… Тем более, если называют по имени.
– Женя, уйди! – стонет он, почти упав на стол. – Просто уйди с глаз моих…
Покорно склоняю голову, я же не боец:
– Как скажете, Анатолий Павлович. Значит, заявление?
Прямо из школы я отправляюсь домой к Кравцовым, надеясь застать кого-то из Мишкиных родителей. Можно было, конечно, позвонить, но такие судьбоносные вопросы лучше решать с глазу на глаз. Труднее ведь будет сказать мне в лицо, что ты не желаешь счастья своему сыну, чем бросить это в трубку?
По крайней мере, я надеюсь на это, шагая по усеянному трещинами асфальту, уложенному еще в годы моего детства. До сих пор мне помнятся прежние названия магазинов, державшихся десятилетиями: «Огонек», «Тысяча мелочей», «Ромашка»… Центрами притяжения местных ребят были отделы игрушек, где я проводила часы, просто любуясь куклами и наборами посуды, а если и касалась, так самыми кончиками пальцев, затаив дыхание. Почему-то мне было неловко просить папу купить что-нибудь новенькое, хотя он всегда зарабатывал прилично. Мама бросила нас не из корыстных соображений, это точно…
Теперь магазины меняются каждые полгода, не успеваешь запоминать. Недавно появилась уютная кофейня, где все настолько вкусное –