Ты не переменился. Ты все тот же, каким был тогда, в Париже, когда уговорил меня бросить родителей. – Она улыбнулась этому воспоминанию, и он улыбнулся в ответ.
– Тогда тебя было легче убедить.
– Тогда все было легче, ведь мы были моложе.
– Ты не стареешь. – Это неправда, она знала в глубине души, что это неправда.
Она поплотнее запахнула шубу, натянула перчатку, и Чарльз сделал шаг к выходу из собора.
– Я хочу с тобой еще раз увидеться до отъезда.
Она вздохнула и опять повернулась к нему.
– Невозможно, Чарльз.
– Если не решишься, я приду к вам домой и позвоню в дверь.
– Да, ты на это способен. – Она засмеялась, несмотря на то что сегодня печальный день и именно общая печаль привела их сюда.
– О, ты потом долго будешь объяснять мужу, что к чему!
От одной мысли об этом у нее едва не разболелась голова.
– Ты знаешь, где я. У отца. Звони. Или я сам позвоню.
Прошло семь лет, и вот он стоит перед ней, едва ли не угрожает, и как же он при этом красив!
– А если я не позвоню?
– Я разыщу тебя.
– Я так не хочу, – ответила она серьезно и не улыбнулась, когда он заговорил:
– Я ни за что не поверю, что ты этого не хочешь. Прошло много времени, и мы не можем просто так... Мариэлла, я не могу позволить тебе просто так уйти. И не позволю. Извини.
В его лице угадывалось безрассудное отчаяние, странная, почти безнадежная решимость.
– Я знаю.
Она взяла его под руку, и они вышли из собора, и в эту же самую секунду шофер Малкольма прошел в боковую дверь. Этот час он провел в соборе, наблюдая за ними. Сегодня у него нашлось развлечение. Впрочем, открытие его не очень удивило. У Малкольма тоже была своя жизнь, а она – красивая молодая женщина. Красивая, и боится чего-то, это ему известно. Всех боится, в первую очередь собственного мужа. Интересно, кому из них стоит рассказать о своих наблюдениях – самой миссис Паттерсон? Или сначала ее супругу?
Чарльз и Мариэлла медленно спускались по ступенькам, она держала его под руку, а он прижимал ее к себе.
– Если не хочешь встречаться, не буду тебя принуждать, но только я хотел бы увидеть тебя еще раз перед отъездом.
– Зачем тебе?
Она посмотрела ему прямо в глаза, а он ответил так, как он только и мог ответить:
– Затем, что я все еще люблю тебя.
Она отвернулась. В глазах ее стояли слезы. Она не хотела его любить, не хотела, чтобы он ее любил, зачем ей эти воспоминания, терзания, эта боль. Она опять подняла глаза.
– Я не смогу тебе звонить.
– Все ты сможешь, стоит только захотеть. И вообще, делай что хочешь, все равно я... Тебе, наверное, трудно...
Он оглянулся на собор, потому что опять вспомнил, какой сегодня день и почему они здесь, потом опять посмотрел на нее. В глазах у него слезы, у нее тоже. Она с усилием кивнула.
– Да, все так же трудно. Ничто никуда не делось.
Да и не денется, она это сейчас поняла. С этим придется жить дальше, с этой непрекращающейся болью. И опять