такими грустными мыслями отчаявшийся парень встретил рассвет.
Солнечные лучи пробивались сквозь ползущую по-над водой дымку. Море почти успокоилось, едва-едва покачивая бочонок и одинокого пловца.
Вверху заметались тени чаек.
Как они могут находить пищу, когда море скрыто туманом?
Вратко задумался, хоть и не хотелось…
Надо бы куда-то плыть. Но куда? В какой стороне берег? Да еще желательно берег лютичей, а не данов.
Новгородец попробовал пошевелить ногами и понял, что никуда плыть уже не будет. Просто не сможет. Нет сил. По телу разливалось тупое оцепенение.
Остается ждать смерти. Какова она будет? Христианский ангел опустится на воду, принимая душу утопленника, или распоясанная девка в рубахе беленого полотна и поневе, вышитой черными и красными крестами, придет, чтобы взять за руку и повести за собой?
Может, она уже идет?
Что это за шорох разносится над водой?
Или это взмах крыльев ангела?
Да нет… Еле слышный плеск… Неужели Смерть шагает по воде, словно по суше?
Плеск, поскрипывание. Размеренное, неторопливое.
Откуда оно доносится?
Кажется, сзади.
Вратко с трудом пошевелился, кое-как сумел развернуться и, затаив дыхание, уставился на приближающуюся сквозь туман плотную тень. Воспоминания о являвшемся ночью Йормундганде были еще слишком свежими.
А тень стремительно раздвигала туман, рвалась словно живая.
И вот прямо над головой парня нависла оскалившаяся морда дракона.
Зубастая пасть раскрыта в беззвучном крике. Круглые выпуклые глаза. Лоб венчают два плавно изогнутых рога. Длинная, лебединая шея украшена гребнем.
Вратко захрипел от ужаса, пытаясь позвать на помощь. Сорвался на бессловесный крик, визгливый и надтреснутый.
И только услышав басовитый голос, пророкотавший на северном наречии: «Никак плавает кто-то?» – новгородец понял, что спасен.
Страшный дракон оказался не чем иным, как носовой фигурой корабля викингов. Вот уж без малого триста лет корабли эти наводили ужас на побережья Варяжского и Северного морей, земли франков и гишпанцев, греков и италийцев, арабов и мавров.
Вот только не будет ли такое спасение хуже смерти?
Угодить в рабство и до конца жизни носить навоз, удобряя скудные каменистые земли где-нибудь во фьорде?
В воду полетела веревка. Плюхнулась в аршине от головы Вратко.
– Хватайся! – приказал все тот же голос.
Парень попытался разжать пальцы и не смог.
– Держись за веревку!
Легко ему говорить… А тут даже если от бочонка отцепится, неизвестно, сможет ли удержать в руках мокрую веревку.
– Он не может, Олаф! Не видишь, руки закостенели! – проговорил второй человек. Властный и решительный. – Помоги ему!
Наверное, Олаф медлил в нерешительности, поскольку на борту корабля засмеялись, и