ты опять ошибаешься. Уходи завтра! Лучший способ – просто не выйти. С этим справишься? Иначе большой человек узнает твой большой секрет…»
Вот и все. Они узнали. Чего я и боялся. Ведь всегда так случается – чего боишься больше всего, всегда наступает. Наступает на твой порог в грязных, тяжелых сапогах.
Всю ночь проворочился. Кажется, у меня опять температура. Колотит, знобит, потом жарит, все по обычному сценарию. Неужели мною было положено, что можно изменить что-то и все начнется, как с первого дня? Болезни пройдут вот так, по желанию, от свежего воздуха нашего несвежего города. Дело в том, что ничего не изменишь. Судьба возьмет свое и уйдет.
Все говорят про муху в стакане молока. Она так хотела жить, что своими лапками взбила молоко в сыр. Только это невозможно. Это просто красивая история, в которую хочется верить – сказка. Наверное, Саня был прав. И вот муха утопает в молоке, чем вскормлена, тем и убита. Я в лихорадочном бреду. Путаюсь в мыслях и белых одеялах и тону, перечитывая это проклятое сообщение. Оно не было удаленно, чтобы я еще прочитал и еще, и еще. Запомнил каждый символ и не запутался в инструкциях.
Проснувшись, лучше мне не было. Хотя бы мысли не спотыкались друг о друга – это уже было хорошо. Видимо все вернулось на свои страшные круги. И скоро появятся новые круги под глазами, которые только начал терять. Мама рассказала захватывающую историю, которой не придал значения, о том, как кто-то пролил много воды в подъезде, она замерзала и одна из многочисленных бабок нашего подъезда подскользнулась на новообразовавшемся льде и чуть не проломила себе голову.
Просидев сквозь эту пытку под названием учеба, я решился. Решился все-таки идти во двор. Пусть меня уволят хотя бы в лицо сам capo. Одевшись, у меня появилось опять чувство. Какая-то одержимость поднесла меня к окну посмотреть. Да они и так справятся – отличная команда. Куда пойду в таком состоянии? Здоровый то особо не помогал своей работай. Тем более свою лопату опять не получится вернуть. Да что такое?! Даже работать не придется! Просто выйду, мне плюнут в рожу и я уйду! Ну уж нет уж. Последнее вытянут, заставят работать весь день и в конце распрощаются. Или как по официальному устройству после увольнения еще две недели заставят работать в таком состоянии. Нет, я точно не в себе. Надо подумать.
Раздумья затянулись. Не знаю, сколько просидел в полном обмундировании, даже не почувствовал. Поймал момент, когда знобило. Во время хвори время течет иначе. Несмотря на все старания врагов, внешних и внутренних, я вышел под ручку с Оксаной. Немного поматывало на морозе. Действительно, с каждым днем холодало. Когда не надо – прогнозы сбываются. Подойдя, увидел привычную картину: два scalpellino откидывали снег, а три scultore создавали этот снег для них наверху. Завидев меня, Пахом крикнул:
– Николай Георгиевич! – причем без какой-либо иронии и насмешки, как слуги обращают своих Баринов. Тут спустился, собственно, и сам Николай Георгиевич.
– Мы