в будни и в праздники упражнялись уже со скакалкой. Сундуку пришлось претерпеть от детишек яростные борцовские, боксёрские поединки, их разнообразные гимнастические упражнения.
Затем дом №38 на улице Центральной приютил сундук в углу тесной детской комнаты. Из небольшой этой квартирки ушли служить в армию старшие в семье сыновья. В доме №7 на улице Приозерной места сундуку почему-то не нашлось, и он оказался в сарае – дровянике. На свежем воздухе сундук померк красками, но не утратил крепости новгородского духа.
В январе 2016 года я передал его в музей поросозерской средней школы. Когда вытаскивал его из сарая, пустой сундук показался мне очень тяжелым. Тогда, помня рассказы матери, я и представил, каково пришлось отцу вносить его в дом.
Так с новгородской земли сундук перекочевал в Поросозеро. Служил он помещику, потом – рабочим и крестьянам, теперь вот служит школьному музею.
Отчий дом
Это было сразу после войны. Мой отец разобрал сруб дома в деревне Тереки и по озеру сплавом переправил в соседнюю деревню Мунозеро. Мама рассказывала, как трудно оформляли ссуду в районном банке под строительство дома – закладывали последнее. Вспоминала, как собирала на болоте мох, а потом со свекром конопатила стены дома. Под руководством моего отца в стенах делала долотом выборку под окошки.
В том доме родились мои братья Саша и Володя. Потом отец уехал. Сначала – в посёлок Гирвас. Затем он перебрался в Поросозеро, там учительствовал, получил казённую квартиру в новеньком щитовом доме.
Спустя много лет, в 2007 году, я со своим старшим сыном прошёлся по когда-то родной Советской улице. Лишь неопрятная груда мусора осталась от того дома. Посёлок Поросозеро жив, а дом, построенный гораздо позже мунозерского, нет. И наоборот: деревня Мунозеро исчезла из списка населенных пунктов района, а дом, построенный руками моих родителей, стоит целёхонек – приспособлен новым хозяином под дачу. Дом пережил и строителя своего, и саму деревню.
О чём молчал отец…
Отец не любил вспоминать о войне. Тогда, в 1950-х – 60-х, всякое упоминание о кровавых сражениях ещё глубже ранило не зажившие души её участников. Отец так ничего о своей войне и не рассказал, как бы ни просили о том сыновья Саша и Володя. Я, на тот момент клопышка, не в счёт.
Много позже средний брат Володя поведал мне, как ночью отец растолкал его и Саньку. Им было тогда лет по десять – двенадцать, не больше. В кромешной тьме отец дал каждому по охотничьему ружью. Заядлый рыбак и охотник, он имел две двухстволки – двенадцатого калибра и шестнадцатого. Усадив сыновей напротив окон квартиры, отец приказал им: «Саша и Володя, следите. Если кто-то полезет в окно, стреляйте!» Сам отец с острым кинжалом в руке – в переездах он потом затерялся – переходил из комнаты в комнату и тревожно всматривался в темноту улицы за окнами. Но, верно, немного времени