что нет, – улыбнулся Навин.
Несколько секунд я молча смотрел на него.
– Ты любишь ходить пешком?
– Люблю ходить пешком, болтая языком, – сказал он, стараясь шагать в ногу со мной, насколько этому позволяло хаотичное перемещение по тротуару других пешеходов.
– В гробу я видал Интерпол, – повторил он чуть погодя.
– И болтать языком ты действительно любишь?
– Как и ходить пешком.
– Хорошо, тогда расскажи мне на ходу три короткие истории.
– Запросто. О чем первая прогулочная история?
– О Деннисе.
– Честно говоря… – Навин рассмеялся, увернувшись от женщины, которая тащила на голове здоровый бумажный тюк. – Сегодня я был там впервые, как и ты. К тому, что ты видел своими глазами, могу добавить лишь то, что я слышал.
– Так расскажи мне, что ты слышал.
– Его родители умерли. Говорят, это сильно его потрясло. Семья была богатой. Они владели каким-то патентом, который до сих пор приносит немалый доход. Порядка шестидесяти миллионов, по словам Денниса.
– Его обитель уж никак не тянет на шестьдесят миллионов долларов.
– Все его деньги переданы в доверительное управление, пока сам он погружен в транс.
– Пока он лежит как бревно, ты это имел в виду?
– Он не просто лежит как бревно. Деннис пребывает в состоянии самадхи[9]. Его сердцебиение и дыхание замедляются и почти сходят на нет. Время от времени даже наступает клиническая смерть.
– И ты хочешь, чтобы я этому поверил, детектив?
– Все так и есть, – улыбнулся он. – За последний год несколько врачей констатировали его смерть, но Деннис всегда пробуждался вновь. Джамал, который Все-в-одном, коллекционирует свидетельства о его смерти.
– Надо полагать, эти периодические умирания Денниса нехило напрягают его священника и его бухгалтера.
– Пока Деннис лежит в трансе, всеми его финансами ведают управляющие, которые выделяют ему достаточно средств на квартиру, где мы сегодня встретились, и на поддержание себя в нужной степени просветленности.
– Ты все это узнал случайно или выведал как детектив?
– Понемногу того и другого.
– Что ж, – сказал я, останавливаясь, чтобы не попасть под машину, которая разворачивалась с заездом на тротуар, – каким бы высоким и полным ни был его улет, я могу лишь признать, что он самый бревноподобный из всех улетчиков, мною виденных.
– Тут он вне конкуренции, – ухмыльнулся Навин.
Мы немного помолчали, осмысливая данный факт.
– О чем вторая история? – спросил Навин.
– Конкэннон, – сказал я.
– Он боксирует в одном спортзале со мной. Я о нем мало что знаю, но могу сказать пару вещей.
– А именно?
– Во-первых, у него очень коварный и жесткий хук слева – как из пушки. Но в случае промаха его заносит.
– Заносит?
– Всякий