свалившемуся на нас, как и многие другие чудесные вещи, происхождения которых мы не знаем, да и не стремимся узнать. Да, иногда случается так, что человек вдруг обнаруживает в таких вот волшебных дарах из недр Земли или из глубин океана неимоверную энергию, источник жизни и процветания, которая одновременно может стать и причиной страданий и преступлений. Именно поэтому эта банка из прочного толстого стекла со светящимися в ней слизняками представляет собой такую ценность, что ее даже невозможно измерить деньгами, ну а я должен беречь ее, как зеницу ока, пока мне приходится прятаться здесь, в забытом и захудалом поселении на краю Джатагая. Собственно, поселения с таким названием даже нет на карте, сейчас оно просто обозначается координатными точками для воздушной навигации, но малочисленные местные обитатели почему-то продолжают его так называть. При этом все они говорят, что предпочли бы уехать отсюда, как можно дальше, чтобы никогда больше не возвращаться в этот скверный городишко, все дороги в котором покрыты слоем вечной серо-бурой пыли. Да, это настоящая дыра, и недаром часы на моем запястье все время останавливаются, с тех пор как я сюда попал, как будто не хотят отсчитывать ход времени. Но все же признаюсь, что я чувствую себя здесь весьма неплохо, мне даже нравится пройтись по единственной в городе улочке и посидеть в старом обшарпанном баре, где собираются иногда в основном пожилые обитатели этого захолустья. Я смотрю на бродячих собак, которые здесь даже не лают, как будто знают, что их все равно не услышат, потому что никто во всем мире не интересуется такими местами, как этот Джатагай. Справедливости ради надо сказать, что теперь уже мало кто интересуется даже такими известными городами, как Нью-Йорк или Рим, которые все сильнее ветшают и приходят в упадок, особенно их центральные районы. Я сам там не был, но видел на экране треснутые фасады знаменитых зданий, опустевшие улицы, заколоченные магазины и тонны мусора на тротуарах, который никто не убирает. Население этих некогда процветающих мегаполисов постепенно перебирается в другие города, в основном вглубь континентов, подальше от наступающей воды и мусора. Но Джатагай, слава богу, находится далеко от побережья, так что здесь подтоплений можно не опасаться. Между прочим, как мне удалось выяснить, из сотен людей, уехавших отсюда за последние десять-пятнадцать лет, всего несколько человек вернулись обратно, включая и одного весьма богатого, который, кстати, и так жил здесь неплохо. По крайней мере, только у него был нормальный телеаэро1, а это очень немногие могут себе позволить. Его, конечно, можно понять – ведь сколько можно вот так сидеть тут и созерцать эти пыльные хибары и полузасохшие можжевельники. Все жизнеспособное, энергичное и технологичное сконцентрировалось в столице, только там можно ощутить пульс второй половины 21 века. Но там же можно и свихнуться от сияния назойливых экранов, от толп людей и жужжащих, летящих и пересекающихся транспортных потоков. А если хочешь спрятаться, отдохнуть, то единственным убежищем будет небольшой стеклянный кубик размерами четыре на четыре метра, также увешанный экранами и устройствами для постоянной связи с нексусом, без которой ты никуда не сунешься. Но если ты состоятельный и имеешь телеаэро, то можешь куда-нибудь улизнуть и отвлечься. Но мне теперь наплевать на всю эту суету, на эту изматывающую гонку за право занять свою ячейку в глобальной сети. Потому что у меня есть кое-что получше этого телеаэро, а именно, вот эта баночка со светящимися желеобразными червячками, за которую многие отдали бы все, что у них есть.
Надо признать, что хранить эту баночку не так-то просто – нужен специальный холодильник, в котором все время поддерживается +2,84 градуса по Цельсию. Отклонения от этой температуры не допускаются, так как червячки могут погибнуть. И срок хранения у этих слизняков – всего семь месяцев, а точнее 214 дней, после чего их замечательные свойства пропадают, и они тогда годятся разве что в качестве корма для рыб.
Прошло уже четыре месяца с того момента, как эта герметичная банка в чемоданчике-холодильнике попала ко мне в руки. Это означает, что осталось всего три месяца, а точнее даже меньше двух, так как баночка до этого была у другого человека, который весьма неудачно закончил свое путешествие. Итого, у меня около шести-семи недель, чтобы найти надежных людей, которые купят у меня этих бесценных червяков и при этом не сдадут полиции. А это очень, очень непросто сделать в наше время. За эти четыре месяца я предпринял две попытки и, хотя соблюдал все мыслимые меры предосторожности, один раз меня попросту подставили, а во второй раз я еле унес ноги от этих отморозков из спецподразделения ФБСС. Пришлось несколько дней заметать следы, выбираться из Исламабада, ехать сложным окружным путем через Бангкок, а затем залечь ниже травы в этом богом забытом Джатагае. Полтора месяца я не давал о себе знать – боялся, что засекут. Но все же мне удалось связаться с Марией. Собственно, она и есть та женщина, ради которой я решился на это опасное предприятие, потому что только она теперь имеет какое-то значение в моей жизни, и только о ней я все время думаю, а червяки эти проклятые – это всего лишь средство для достижения нашей с ней общей цели. Слава богу, теперь она знает, что я жив и выжидаю момент, чтобы выйти еще на одного агента. Причем на этот раз именно она и организовала эту встречу, установив предварительно