Антон-Горемыка. Дмитрий Григорович

брат, – продолжал мельник, переменив тон, – ведь так промеж добрых людей делать не приходится; летом еще осталось получить с тебя за помол, а ты с той поры и глаз не кажешь: сулил отдать ко Второму Спасу, а я хоть бы грош от тебя видел… так делать не показано вашему брату… на то есть правота: как раз пойду в контору… я давно заприметил, ты от меня отлыниваешь…

      – А что мне от тебя отлынивать… нешто я коли отлынивал…

      – Видно, так.

      – Ину пору и рад бы отдал, да коли нечем; сам ведаешь, отколе скоро-то взять нашему брату хрестьянину… был нынче недород, с корки на корку почитай что весь год перемогались… Аксентий Семеныч… тут вот подушные еще платить надо…

      – Про то не мое дело ведать… вам подушные платить, а мне небось по миру идтить… делай, как быть следно, знай честь, счетом взял, счетом и отдавай; что тут баить…

      – Что ты опасаешься?.. – сказал Антон, смягчая по возможности голос. – Разве я отнекиваюсь от долга, говорю, отдам, обожди маненько, твое дело не пропащее, право, скажу спасибо…

      – На какой мне леший твое спасибо? Из него шубы-то не сошьешь…

      – Кажись, Аксентий Семеныч, мне не впервые с тобою ведаться.

      – Точно не впервые, что говорить; зачем же молоть-то на чужой мельнице? Ась?

      – На Емельяновке-то?

      – А хоть бы и на Емельяновке…

      – Сходнее, Аксентий Семеныч…

      – Как сходнее?.. За восемнадцать-то верст сходнее?..

      – Оно, что баить, далече, да на Емельяновке-то за помол берут с нас хлебом, а ты, вишь, требуешь деньгами… да еще пятак с воза набавил… сам порассуди, откуда их взять… наше дело знамо какое…

      – Ладно, ладно… ну, а зачем же подзадоривал Федосея да Ивана Галку ездить на Емельяновку?..

      – Да когда я их подзадоривал?.. Что ты?..

      – А то кто же? Ты первый из троскинских поехал…

      – Знать, сами проведали…

      – Сами проведали! То-то, шишковато больно говоришь; ты говори, да не ври, не вечор я родился, – что, думаешь, не знаю!