умал я.
Не море и не горы, которые меня всегда манили, и даже не золотая осень на худой конец, а всего лишь искусственное сияние полупустого холодильника, у задней стенки, которого стоят старые баночки хрена, горчицы и …
Рука сама потянулась к бутылочке рядом с хреном. Непослушные пальцы сдернули крышку, а гортань, дернувшись, пропустила через себя несколько капель микстуры.
«Только бы не алкоголь!» – подумал я и, стараясь не рухнуть, медленно опустился на пол.
Силы меня оставили. Я со страхом ожидал, что меня снова, вот-вот, саданет под сердце невидимым молотом.
Но приступ не повторился. Подышал и с интересом посмотрел на бутылочку в своей руке. Этикетка – с арабской вязью, и словно вчерашний сон пришли воспоминания. Старый город на берегу Красного моря. Араб, расхваливающий свой товар.
– Бери русский. От язвы помогает, от сердца помогает, от бессонницы, глаз лучше видит. Бери, не пожалеешь!
– Спасибо, мне не надо.
– Бабушке возьми, дедушке возьми. Они спасибо тебе скажут.
«Теперь я сам, как дедушка,» – ухмыльнулся я. – «Хорошо, что не бабушка».
Впарил мне все-таки тогда свою микстуру араб. Но зато сегодня она мне помогла. Или это всего лишь самовнушение? Ни ответить, ни просто подумать над ответом я не успел.
Через мгновение я уже смотрел на тело пожилого человека, в вылинявших шортах, сидящего на полу и упирающегося спиной в большой, стального цвета холодильник. У человека были длинные, жирные волосы, на щеках седая щетина.
«Опустился ты парень, – отстранено подумал я. – Или правильнее сказать «я опустился»?».
Потом я осмотрел себя. Ничего общего с сидящим на полу. Какой-то клубящийся красноватый – дым-не дым, желе-не желе, и расплывчатые контуры человеческого тела. Нечеткие формы рук и ног, которых я совсем не ощущал, и жгучее желание где-то в глубине живота. Вернее, там, где он был раньше. Я развернулся, вышел из кухни, а потом, не обращая внимания на закрытую дверь, прошел на лестничную площадку и уставился на дверь квартиры, напротив.
Пульс внутри живота бешено заколотился, как бы подтверждая, что я на правильном пути. В этой квартире жила молодая семья. Заселились с год назад. Пару раз я сталкивался с ними на лестничной площадке. Как правило, муж стоял уже в кабине лифта с маленькой девочкой четырех-пяти лет и кричал еще не вышедшей жене: «Оля, я забыл телефон. Захвати, пожалуйста», «Оля, проверь, выключил ли я свет в ванной» или еще что-нибудь в этом роде. Потом появлялась его жена и виновато улыбалась мне. Шаг в кабину лифта, щелчок закрываемых створок, и я оставался один на лестничной площадке.
На молодых женщин смотреть мне было вредно. Никогда не беспокоившее сердце, с пятидесяти лет пошло вразнос и к шестидесяти превратилось в проблему, грозившую раз и навсегда решить все другие мои проблемы.
На Олю смотреть было тем более вредно. Вот, казалось бы, ничего особенного. Невысокая, немного располневшая после рождения дочки, так и не похудевшая вновь. Но была в ее глазах какая-то доверчивая беззащитность, когда она, улыбаясь, проходила мимо меня в лифт. В этот момент мне страстно хотелось, несмотря ни на что, коснуться ее тела. Хоть бочком, хоть локотком.
«Уймись, старый дурак», – говорил я себе, но сердцу не прикажешь. Оно начинало колотиться. Я ронял мешок с мусором, который шел выбрасывать. Торопясь, глотал таблетку и думал: о новшествах по сортировке мусора; про своего друга Витьку, такого же старого пердуна, как и я, с верхнего этажа; про платежки в ящике; про что угодно – только бы не про прошмыгнувшую мимо меня соседку.
Но сейчас у меня не было глаз, чтобы смотреть, не было сердца, чтобы о нем беспокоиться. Все осталось там, на светлом кухонном полу из ламината. А потому я двинулся вперед.
– Тише, Колюш, еле уложила, – из детской комнаты вышла Ольга. Говорила она мужу, который слишком резко открыл дверь в ванную комнату, щелкнув замком.
«Значит, мужа зовут Коля», – подумал я, что было не самым важным.
Важным было то, что я стоял в прихожей двухкомнатной квартиры соседей. Молодая женщина в ночной сорочке и в, накинутым сверху нее, халатике просила мужа, стоящему в обтягивающих трусах-боксерах, быть потише. И никто из них не обращал ни малейшего внимания на стоящего перед ними соседа.
Ольга ушла. Легкий скрип двери, ведущей в другую комнату; шорох сбрасываемого халата; небольшая возня в кровати.
«Что не вижу, то дорисую», – усмехнулся про себя я, а пульсирующий комок в животе, настойчиво подталкивал в сторону ушедшей женщины.
Но я двинулся в сторону ванной комнаты.
Коля стоял перед зеркалом и разглядывал себя. Трусы он уже снял. Что-то мне в нем не понравилось. Блин, у него же все сбрито! Тут лицо-то побрить лень! Я попытался провести рукой по щекам, но добился только легкого колыхания красного зарева перед собой.
Парень меня не замечал. Не отдавая отчета в своих действиях, я приблизился к нему и слегка толкнул. Не рукой, не плечом, не задницей, наконец. Сам не знаю чем, но толкнул. Из-за этого действия от Коли отделился