Поднял руку с пистолетом, вытянул, нацелил на пленного француза, надул щеки, выдохнул:
– Паф.
Обернулся к Мурину:
– Ну и забирай его себе, раз такой умный.
Мурин посмотрел ему в лицо: шутит? Глаза у Долохова были все такие же – ясные и чистые. Совершенно неодушевленные. Мурин подошел к французу. Стараясь не смотреть ему в лицо и говорить тихо (опасался пробудить в людях лихо), бросил по-французски:
– Следуйте за мной.
И пошел к своему Азамату. Завидев хозяина, тот натянулся, как струна.
Но француз не двинулся. Громко («Ну что за идиот!») позвал:
– Господин офицер!
Мурин обернулся. Несколько партизан обернулись тоже – в глазах их проглянуло то самое лихо, которое опасался разбудить Мурин. И только французу было хоть бы хны:
– Мои сапоги.
Мурин посмотрел вниз, куда тот указывал. Француз стоял в мокрых чулках:
– Велите вашим товарищам вернуть мне сапоги.
Страха в его голосе Мурин не услышал, только легкую насмешку. Ему стало стыдно. Так и подмывало ответить: они мне не товарищи. Но это бы значило дать перед французом слабину. Так и подмывало рявкнуть: заткнись. Но и заискивать перед партизанами не хотелось. Мурин нахмурился. Он почувствовал, как взоры снова оборотились на него: новая потеха.
– Какие еще сапоги? – сказал по-русски, стараясь, чтобы вышло нетерпеливо и строго, и бросил по-французски: – Следуйте за мной.
– Скажите им, чтобы вернули мне сапоги.
Азамат нервно водил ушами, косил жаркими глазами. Мурин взял его под уздцы, похлопал по шее, успокаивая; его бы самого кто похлопал и успокоил! Он чувствовал, что колени мелко дрожат, в ладонях покалывало. Все это могло кончиться дурно.
Долохов насмешливо крикнул по-французски:
– Сапоги тебе дать? Скажи спасибо, что живой. Морда вражья. В ножки поклонись, – перешел он на русский. – Второй раз так не повезет.
Француз не отступил:
– Без сапог я не смогу передвигаться. Господин офицер! – снова взмолился он, обращаясь к Мурину.
«Нашел же себе заступника», – разозлился тот про себя. Но все же подошел к Долохову:
– Велите вашим людям вернуть ему сапоги. Мне плевать, кто что у кого и почему взял, я не потащу его на своей лошади. Она устала, уж это-то вы, конный офицер, должны уважать.
Что-то человеческое впервые мелькнуло во взгляде Долохова. Он посмотрел на Азамата. Оглядел с головы до ног. Потом глянул сквозь Мурина. Не сразу, но поднял руку, щелкнул пальцами. Пара сапог упала перед французом.
– Это не мои… – попробовал было возразить тот.
Но Мурин прошипел:
– Надевайте! Черт вас дери.
Француз сел на траву, вырвал пучок, отряхнул, набил в мыски, стал натягивать на ноги черные трубы.
Долохов задумчиво смотрел Мурину в лоб своими чистыми глазами.
– Лошадь устала… – весело передразнил. – Эх, ротмистр, это цветочки.