Хочешь мужиком пропахнуть, самка.
– Сам ты…
– Самка! – кусает меня за шею. – Ох, какая ты самка. Ебливая. Но своенравная. На такую писю, – снова сжимает, растирая пальцами, – хороший наездник нужен. Дикости чтобы не побоялся. Без устали чтобы в тебя поршнем толкался. Сваи вколачивал в твои дыры…
– Прекрати!
Поневоле я задышала чаще.
– А еще… Еще я тут ничего похожего на предмет женских штучек в дни менстряка не чувствую! – хмыкает. – Так что врешь ты, сука моя.
– Охренел совсем!
Я пыталась двинуть коленом.
– Сука. Моя! – возразил алчно и присосался к моим губам. – Ох, су-у-ука-а… Ебабельная.
«У него слишком грязный язык, матерный. Пошлый… Фу, просто!» – подумала я.
Мне такое не может нравиться. Но в реальности с моим телом творилось что-то дурное.
Вероятно, гормональный взрыв.
Определенно.
Всегда в такие дни секса хочется больше, чем обычно.
И, если бы у меня были хотя бы одни нормальные длительные отношения с качественным сексом, я бы не хотела мужика так сильно.
Не было бы, как сказал Волк, бешенства голодной матки.
Но мне не везло.
Катастрофически.
Я просто магнит для неприятностей, неудачников, соплежуев, маменькиных сынков, жлобов и прочего дерьма, которого природа по ошибке наделила членом и мешочком с яичками.
Поэтому ничего. Никого. Так долго.
Мой дружок вибратор – не в счет, верно?
Он, конечно, мне не отказывает, входит плотно, туго, мощно. Но это не то.
У него нет вкуса. У него нет мужицкого запаха, от которого кружится голова и поджимаются ноги.
Даже самая хитровыдуманная и приближенная к натуральным ласкам стимуляции точки G – просто ничто по сравнению с приятной тяжестью мужского тела, с этим бескомпромиссным давлением и четким знанием того, чего хочется. Его желание – в каждом жесте и прикосновении.
Пусть это только желание секса, но оно яркое, возбуждающее, уверенное.
Твердое. Ох, какое твердое.
Его бедра коснулись моих, и толстый дружок, спрятанный за кроем тонких брюк, чувствовался прекрасно.
Волк продолжал меня прижимать к стене, то целовал, то отступал, смотрел через полуопущенные ресницы, наблюдая, как опухают мои губы.
Его рот оказался снова напротив моего.
Мужчина тоже часто дышал.
В его взгляде клубилось нечто темное, порочное и безумно сексуальное.
Грех во плоти.
Я поерзала, пытаясь освободиться, но лишь еще крепче прижалась к нему.
Или он ко мне?
Это было неконтролируемо!
Еще и ограниченное, запертое пространство.
Простор для фантазии.
Нас никто не увидит. Максимум, услышат.
Но, боже мой, это такая чепуха…
Хотя в присутствии этого грешного и сексуального мужика упоминать имя божье казалось непростительным проступком.
Волк медленно облизнул свои губы, посмотрел на мой рот. Он автоматически приоткрылся. Как у собаки Павлова, честное слово.
Вот