офицеров, задействованных в подготовке на ранней стадии планирования, должно быть максимально ограниченным, и каждый офицер должен получать лишь ту информацию, которая необходима для выполнения поставленных перед ним задач. В противном случае возникает возможность того, что о наших приготовлениях станет известно тогда, когда еще не все будет готово для проведения предполагаемой операции. Это повлечет за собой для нас тяжелейшие политические и военные последствия.
V
Я предполагаю дальнейшие совещания с командующими в отношении намерений, обрисованных в этой директиве. Доклады о проведении предполагаемых приготовлений всеми родами войск вооруженных сил будут направляться ко мне через Верховное командование вермахта.
А. Гитлер».
Директива была исполнена Паулюсом на бумаге блестяще, но, как говорится, солдатам и офицерам вермахта теперь нужно было «думать про овраги, а по ним ходить». Гитлер всегда боялся войны на два фронта, но теперь он пускался в авантюру, дабы упредить войну на эти самые «два фронта».
Чтобы создать фон понимания отношений между Гитлером и Черчиллем в июне 1940 года, приведу два выступления лидеров этих стран.
Выступая по лондонскому радио 14 июня 1940 года, Черчилль демонстративным жестом дает понять мировой общественности и самому европейскому завоевателю – Гитлеру, что у него никакого сговора с германским монстром не будет. Он говорит ясно и недвусмысленно об Англии:
– Здесь, в этой мощной твердыне, хранящей свидетельства человеческого прогресса, здесь, опоясанные морями и океанами, где господствует наш флот… здесь ожидаем мы без страха грозящее нападение. Может быть, оно состоится сегодня. Может быть, оно не состоится никогда. Но будут наши муки жестокими или долгими либо и теми и другими, мы не пойдем на мировую, не допустим парламентеров; может быть, мы проявим милость, но просить о милости мы не будем.
Через четверо суток, 18 июня 1940 года, после того как французское правительство приняло свое, по выражению английского премьера, «меланхолическое решение» о капитуляции, Черчилль выступил в Палате общин и подтвердил свою твердую решимость бороться с Германией.
Какой же последовал ответ со стороны руководства Третьего рейха?
В ответ на этот острый спич, говорящий о несговорчивости Лондона, Гитлер срочно созвал заседание Рейхстага в помещении Оперы Кроля. Он возразил британскому премьер-министру таким лукавством:
– Меня почти охватывает боль из-за того, что судьба избрала меня, чтобы толкнуть то, что уже подготовлено на слом этими людьми; ведь я не собираюсь вести войну, а хотел построить свое социальное государство высочайшей культуры. Каждый год войны отвлекает меня от этой работы. И причинами этого отвлечения служат смехотворные нули, которых в лучшем случае можно назвать политическим фабричным товаром природы.
Мистер Черчилль только что вновь заявил, что хочет войны. Пусть он. на этот раз, может быть, в порядке исключения поверит мне, если я напророчествую