впитывающим в себя окружающее. Друзья называли его, как говорил мне позднее один из них, «человеком, который хотел всё знать». На длинный узкий стол в его кабинете ежедневно складывались наряду с немецкими газетами, а их было предостаточно: от «Кройц-цайтунг» до «Франкфуртен», – ещё и «Таймс», «Ле Тан» и «Фигаро». Я всегда читала их отцу, он плохо видел. И я это дело ненавидела.
Детство в Восточной Пруссии
Марион Дёнхофф, 1988
Самая младшая из детей, она вовсе не была любимчиком в семье. Напротив, отношения Марион с родителями, особенно с матерью, были прохладными. Свои детские впечатления об отце девочка изменит гораздо позже, а поначалу она всячески избегала его.
Мать Марион, бывшая фрейлина императрицы, дома тоже придерживалась строгого этикета кайзеровского двора. Она требовала от слуг неукоснительно приветствовать её не иначе как: «Со всей покорностью, доброе утро, Ваше Превосходительство…»
«Легко ли было ребёнку, маленькой девочке, подчиняться старинным и уже странным в те времена условностям? Не возникало желания по-детски посмеяться над такими забавными в обычной жизни, в быту, сказочными словами, титулами и обращениями?»
Моя мать очень хорошо понимала своё положение. Её жизненное кредо состояло из двух принципов: как нужно поступать и, что ещё важнее, как не нужно поступать. Здесь она была очень непреклонной и действовала безошибочно. Утверждение «как не нужно поступать» было приговором, прекращающим любую дискуссию. После этого ничего другого уже и быть не могло. А «как нужно поступать» или «как не нужно поступать» – это всё были светские правила игры, или, выражаясь точнее, правили привилегированной касты, выработанные в течение жизни многих поколений. Разумеется, за привилегии нужно было платить, следуя определённому кодексу поведения. Тот, кто ему не соответствовал, кто не придерживался кодекса, автоматически отвергался светом или, образно говоря, «посылался в Америку», где исчезал из поля зрения всех участников игры.
Периодически в разговорах мать утверждала, что женщины не способны спорить с мужчинами…
Такие понятия, как условность, на которые последующие поколения обрушилось с такой силой, стали символами пустого, поверхностного, бессмысленного, но являлись для моей матери и её времени своего рода мерилом всех вещей. И хотя мне казалось, что форма, в смысле стиля поведения, имеет важное значение, но против условности, традиции я восставала уже с ранних лет. Ценить это начинаешь только тогда, когда видишь, какими беспомощными оказываются люди, не знающие традиций.
Центральное место в тех правилах игры занимала честь, как наследие рыцарских времён. За честь служить королю, оказаться достойным своих предков, защищать отечество – за это поступались многим. Честь, так сказать, была как бы нагрузкой, привилегией. Ничто не даётся даром ни в одной системе.
Детство в Восточной Пруссии
Марион Дёнхофф, 1988
Первые упоминания о Фридрихштайне относятся к семнадцатому веку; с самого начала это знаменитое