приветствием. Анна прицепила ведро на крюк колодезного журавля, набрала воды, перелила в ведро, стоящее на земле. Олеся не выдержала:
– Что же ты не здороваешься, Анна?
– А что ты не здороваешься?
– Здравствуй, Анна.
– Здравствуй, Олеся.
Олеся тяжело поднялась с бревна, встала напротив Анны, подбоченилась.
– И не стыдно тебе мне здоровья желать, после того как погибель мою устроила?
– Мне твоя погибель ни к чему, ничего я тебе не устраивала, – голос Анны был спокоен и не выдавал ее напряжения.
– Ни к чему, – протянула Олеся, – а ежели ни к чему, то зачем залом сделала?
– Я не делала тебе залома, – Анна достала из колодца второе ведро с водой, поставила его на землю и взглянула в лицо Олесе, – что еще скажешь?
– Да как же не делала? На поле у меня залом, а ты стало быть ни при чем? Кроме тебя некому!
– Некому? А про Кузьминичну забыла, разве ее не могли попросить? Мало ли кому ты насолила! Что ж думаешь, ты одну меня обидела? Ну-ка вспомни, кому ты еще зло сотворила?
Последние слова Анна произнесла громко, приказным тоном. Тяжелым немигающим взглядом смотрела она прямо в глаза Олесе, та попыталась отвести взгляд и не смогла. В какие-то доли секунды пронеслась в голове Олеси мысль о межевых столбиках и Марфиной козе. Этих мгновений было достаточно, чтобы Анна уловила неясные бесплотные образы. Ведьма усмехнулась.
– Ну, кому ты полоску уменьшила, кому межу передвинула?
Олеся не хотела говорить, но помимо своей воли произнесла безжизненным голосом:
– Федосеичу и Маньке Зубцовой.
В толпе громко охнула Манька. Анна продолжила:
– А Марфину козу чем накормила?
– Чемерицей.
– Зачем?
– Отомстить хотела.
– За что?
– Марфина собака мою курицу придушила.
Олеся говорила ровно, без интонаций, размеренно, медленно и четко произнося каждое слово. Она стояла столбом и смотрела, не мигая, Анне в глаза. Марфа, про чью козу шла речь, скрестила руки на груди и зло прищурилась.
– Вот гнида, – громко произнесла она.
– Так ты видишь, сколько людей тебе могли отомстить? Что же ты меня позоришь? – спросила Анна Олесю.
Ой, люди добрые, да что же это делается! – заголосила Олесина мать, – совсем от ведьмы проходу нет!
– Олеся сама хуже ведьмы, – буркнула Марфа.
Фроська не выдержала, вскочила с бревна, подбежала к Анне и крикнула:
– Это ты сделала залом! Ты! Я видела! Сама видела!
Анна вздрогнула, как от удара, повернулась к Фроське и впилась в нее взглядом.
– Ты видела? Что же ты видела?
– Я на поле была, когда ты по хлебу ходила и нашептывала! Ты нарочно пришла на рассвете, чтобы не видел никто!
– Никто и не видел, одна ты такая глазастая оказалась. На рассвете… Что же не спалось тебе на рассвете? А?
Тут только Фрося поняла, какую ошибку она совершила,