грубое обращение? Запомни, всегда должна подчиняться, или поплатишься! Вылизывай! Считаю до трех!
– Обломись, зажравшийся сукин сын! – дала ему отпор, а он насильно наклонил лицом к правому ботинку. Второй раз вытерпеть унижение не сумею, главное не заплакать перед ним. – Начинай их целовать! Натали! Я не шучу.
– Убейте, но не подчинюсь! – незаметно вытерла слезу, редко плачу, но здесь меня морально раздавили. Каким-то чудом в дверь постучались, неужели я была спасена.
– Считай, что тебе повезло толстуха! Но на этом наш разговор не окончен! В наказание всю ночь будешь драить все мастерские и только попробуй прилечь спать. Плешивая оборванка! Ненавижу подобных особей! – бросил в тёмной комнате.
Долго заливалась слезами, но взять тряпку в руки не решилась. Случайно задремала на полу, очень сильно перенервничала.
В районе шести часов утра удосужилась приступить к уборке, даже избавилась от хандры. С Марусей связалась по телефону и сообщила, что не успею прийти домой. Сестрёнка справится без меня. Подонок Гарибальди, настолько жесток, что совсем не умеет обращаться со слабым полом.
Занималась чисткой окон, бросая взор на написанные холсты, как в одну из мастерских зашёл художник.
– Как теперь выставлять работу на конкурс? Ого! Какая красотка. Девушка, вы кто такая?
– Уборщица, сейчас скроюсь с глаз! – забрала ведро с подоконника, а сама поторопилась к выходу, но он остановил.
– Я никогда ещё не видел настолько обворожительных девушек! Не хотите поработать натурщицей? – высказался он с улыбкой на лице.
– Чего? В вашем разврате участвовать не стану! – на отрез отказалась, не хватало ещё иметь дело с извращенцами.
– В купальнике. Не откажите, пожалуйста! Вот, переодевайтесь! – распахнул дверцу шкафа и выдал мне шикарное бикини.
Быстро переоделась и показалась ему в полной красе.
– Божественно! Присаживайтесь и распустите, волосы. Какая ослепительная красавица! – не переставал хвалить, подняв настроение. Не надо было щеголять голыми формами, хоть на миг почувствую себя нормальной девушкой, а не вшивотенью об которую вытирают ноги. Художник взял мольберт, и уже приступил к созданию шедевра, как внезапно дверь распахнулась и восстал Гарибальди… Смотрит на нас и буквально срывается с цепи.
– Как ты посмел писать её портрет? Тебя уволить?
– Господин, она же одетая!
– Плевать! Никому не дозволено лицезреть её прелести! Она моя! Только моя. Сволочь. Она переодевалась при тебе? Уничтожу! – налетел на другого художника, и нанес ему удар в челюсть.
Густав
Я избил его до крови, готов был порвать на куски, никогда ещё прежде не просыпался такой гнев. Ненавижу, когда всякие пошлые козлы претендуют на моё имущество. Она именно принадлежит мне.
– Сэр, извините, я понятия не имел, что данная нимфа ваша!
– Не знал