чернотой глаза поднялась на терпеливо попыхивающего сигаретой сбшника.
– Это подлинный отчет, в уголовном деле о смерти вашей матери лежит поддельный.
– Кто тот грязный шакал, который убил мать? – Алексей густо побагровел, ноздри ястребиного носа затрепетали, рука подняла листок.
– Тот, кто получил от этого наибольшую выгоду, – произнес сбшник, не прекращая курить, Алексею показалось, что он смотрит с сочувствием, – У нас нет прямых доказательств, но избавить вашего отца от ее влияния было выгодно прежде всего Мурадин-бею.
– Что? Мурадин-бей? – произнес Алексей и замолчал, продолжил уже тихо, едва слышно, – Но почему? Почему? Они были кунаками! Это свято…
Сбшник, все с тем же каменным видом, посмотрел на гостя тем взглядом, какой можно встретить лишь у врачей и священников. На покрасневшем лице змеями гуляли желваки, но парень держался. «Молодец, неплохо держит удар» – подумал одобрительно и откинулся на спинку кресла-пузыря.
– Грязный шакал, – произнес, словно выплюнул, Алексей. Между ним и Милой лежала пролитая кровь. Кровь матери. В среде, где воспитывался Алексей, кровная месть была делом чести и длилась порой веками. «Как я смогу смотреть ей в лицо, прикасаться к ней, зная, что она дочь убийцы моей матери? Не может джигит простить род отцеубийцы!» Безрассудная, слепящая ненависть на миг густо обволокла его. Рука, державшая листок, конвульсивно задрожала. «Почему Всевышний, почему я полюбил ее?»
– Зачем, зачем вы мне все рассказали? – произнес тихо и нарочито сдержанно, не глядя на собеседника.
– Если бы я сказал, что мы не расследовали обстоятельств гибели вашей матери, вы бы поверили нам?
– Нет… – медленно покачал головой Алексей, – Конечно нет… И… и что мне теперь делать?
Сбшник тихо вздохнул.
– Решать вам, но был в России один великий правитель, мир запомнил его по прозвищу Сталин, так вот он говорил: «Сын за отца не ответчик».
Алексей повесил голову, пальцы бессильно разжались, листок тихо спланировал на прозрачную столешницу. Перед мысленным взором появилась озабоченное и немного лукавое лицо Милы тех времен, когда беглецы только познакомились и она, спасая парня от гнева Мурадин-бея, пряталась в шкафу в комнате мальчишки. Что-то сладко сжалось, а потом распустилось в груди. Это было очень приятное, хотя и несвоевременное ощущение. Ему вдруг стали совершенно не важны впитанные с детства и, вошедшие в плоть и кровь, законы горской чести и кровной мести. Что они по сравнению с их чувствами? Мила любила его, а он не мог без нее жить. Бросить ее в чужой стране и… Как он мог даже подумать об этом! Гнев хищно раздул ноздри ястребиного носа. Нет! Никогда! Она не виновата в том, что ее отец грязный шакал. Да и нет у нее отца, как и у меня никогда не будет тестя!
Он вдруг поднял голову и, повернув к собеседнику отчаянный взгляд, произнес:
– А отец, отец… это тоже Мурадин-бей?
– Да, тут сто процентов, у нас есть перехват его переговоров.
Алексей вновь скрежетнул зубами,