причина, по которой ты уезжаешь? – негромко спросила она. – В смысле… не можешь выкинуть из головы, что всем вокруг известно, кто твой папочка, а?
Лиммит взглянул на нее, но не ответил.
– Ну, ты же понимаешь, – она смущенно переминалась с ноги на ногу и глотала слова, – э-э… ну, м-м… нечего тут стыдиться, ведь, эм-м-м, без него бы вообще не было Яйцефермы Финикс, ну правда…
Она взглянула на него с немым сочувствием.
– Что вынуждает тебя думать, будто я стыжусь своего отца?
– Ну, ты же понимаешь, ты принял фамилию матери и все такое.
– Просто потому, что она меня вырастила. Ни он, ни я к этому отношения не имели. Глупо было бы сейчас менять фамилию.
Она постояла еще некоторое время, молча глядя на него с грустью в глазах, потом развернулась и быстро вышла за дверь. Лиммит со вздохом открыл шкаф, где хранились запасы наркотиков и алкоголя на весь бордель, и проглотил, не запивая, две таблетки дорогущих амфетамин-аналогов, не потрудившись отметить в журнале сей факт. «Там, куда я направляюсь, – подумал он рассеянно, – такого добра полно. Недостачу я возмещу Бонне по почте».
Он сел на койку и уставился в пустоту.
«Без отца, – подумал он, – не было бы никакой Яйцефермы Финикс. Надо же, чем гордиться предлагаете. Одной из великого множества чудесных штуковин, которые нам оставил после себя Лестер Гэсс». В мыслях он окинул взглядом ангарообразные инкубаторы ранчо, в каждом стойле увидел огромную гороподобную курицу, несущую по одному яйцу в неделю, которое разрезали на части и перерабатывали в тысячи эрзац-блюд. Вместе с размерами ее тела увеличивались и размеры мозга. В результате курицы так отяжелели, что передвигаться самостоятельно уже не могли, но с интересом наблюдали и слушали все происходящее вокруг.
«И бордель, о да, – подумал Лиммит, – старик обо всем позаботился».
Почувствовав, как первая волна энергии от приема таблеток прокатывается по телу, он поднялся и покинул комнату. Ну, за работу, подумал он, пересекая коридор и направляясь к женской секции.
Он ввел Ларри 4B двойную дозу. Красные глазки пернатого наблюдали за действиями Лиммита с бессмысленным интересом. Сам Лиммит ощущал бо́льшую близость к несушкам, чем к другим обитателям борделя. У здешних животных размеры мозга все еще были недостаточны для самосознания или речи, хотя клювов им не удаляли, то есть освобождали от единственной проводимой на ранчо негенетической операции. Пару минут Лиммит смотрел, как начинает действовать наркотик. Когда Бонна оторвется от работы и заявится сюда, действие препарата как раз достигнет максимума.
Больше он не ввел наркотика ни одному петуху и ни одной курице. «Пускай теперь сами, всё сами, – думал он, возвращаясь в квартиру. – Или друг с другом развлекаются, что, впрочем, маловероятно; изначальный пункт устава Лестера Гэсса, предусматривавший штрафы за секс между сотрудниками, давно забыт, поскольку им и пользовались-то от силы пару раз».
У его квартиры стоял Джо Гунсква из КУВП.
– Готов сваливать? – поинтересовался он. По ангельскому