посидел, потёр ладонью лоб, посмотрел на меня. Я молчала и смотрела на него ровно и уважительно. Я могла многое ему сказать, и о том, как истощаются счета, и о том, как долговременные долги в нашем банке переходят на уровень тела, превращаясь в болезни, несовместимые с жизнью… но я четко помнила еще один важные урок Руководства «Ни при каких обстоятельствах не отвечайте на ещё не заданный вопрос».
– И что же мне теперь делать? – почти беззвучно произнёс он, скорее обращаясь к себе, чем ко мне.
«Сымать доспех и бегать», – прозвучал у меня в голове голос Ольгерда Ингердовича, но я не смогла бы объяснить эту фразу никому, кто у нас не учился. Был ещё один вариант. Сомнительный, но мог сработать. Я глубоко вздохнула и начала тихонько, медленно, словно бы сама себе:
– Сарра, жена Рабби Менахема из Берштадта, когда была беременна, заболела странной болезнью почек, и никто не мог ее вылечить. Она подумала: что шепчет мне эта болезнь, может быть, она несёт мне что-то, что мне необходимо? (Чуть-чуть я помолчала, чтобы вопрос повисел.) И она решила: я слишком запутала себя ненужной ложью. И она встала с кровати и пошла ко всем, кого любила, и сказала им об этом, и приблизилась к ним. А потом пошла ко всем, кого не любила, и сказала им об этом, и отдалилась от них. А когда она вернулась, чтобы снова лечь, оказалось, что болезнь исчезла. (Я помолчала еще немного, он сидел без движения, только мерно дышал.) Родившийся у Сарры сын Рафаэль с детских лет обожал молитву «Бог прям», и не было чище его человека.
Игорь по-прежнему смотрел в свой листок и было не очень понятно, слышал ли он меня вообще или слишком уж был далеко. Однако, я с вызовом в голосе проговорила:
– Что мне эти Ваши еврейские сказочки! Это ведь моя жизнь!
– Да! И Вы Творец её. Но что именно Вы хотите из неё сотворить? – мне было немножко невесомо в животе говорить это, но так требовали все подходящие к случаю Игоря пункты Руководства…
Он встал и взял листок, будто собираясь уходить, но шаги его были не так ясны, как ему самому хотелось бы. Он сделал шаг к двери, потом два шага к окну, положил листок перед собой на подоконник, опёрся на него обоими кулаками, стал смотреть вдаль, чуть раскачиваясь.
Я ждала молча. Старалась видеть лучшее. Мощные плечи и руки. Точная линия челюсти. Накачанная спина. Много ответственности. В том числе за других. Где там искорка в этих глазах? Где он помнит себя? Куда ему посмотреть? Чем ему подышать?
Я почему-то вдруг вспомнила своё первое знакомство с Лондоном. Маленькие лондонские квартирки, общая ванная на этаже, я поспала той ночью часа три, но зато успела в рассвет, вокруг никого, ни души – и пока в ванную набиралась вода, я открыла то малюсенькое окошко. За ним была зелёноватая хмарь, нависшие облака и воздух, воздух – сырой, сладкий, хмельной…
Зелёная дымка вдруг заполняет комнату, плещется около Игоря, гладит его по плечам – и потихоньку плечи его расслабляются, и не на кулаки уже он опирается, а просто на ладони,