они быстрее.
Внезапно взгляд мой падает на него – он не растерян, он не передумал. Не выказывает робости, скорее – да, вот она: сейчас по его лицу скользнуло светом лампочки легчайшее подобие усмешки. Еще поярче б «свет», еще отчетливей усмешка, тогда озвучка для нее была бы такой:
«Так вот ты, значит, какая… А как ломалась…»
Но ведь он не это думает. Там, в том подобии улыбки легкое – вот клянусь – восхищение моей – чем, смелостью, авантюрностью? – и уверенное возбуждение, согласное со всем происходящим.
Какая простая штука – желание. Какая сложная. Как искажает все – как выправляет, наоборот.
Четвертый, кажется – и… высоко-не видно, и… восток… где восток?.. Вон, слева Метрополь – да, тут восток, с этой стороны не заливало, полы сухие и… пришли. Когда мы поднялись туда, мое тело выбрало ту сторону.
Я не согласия его спрашивала, когда взглянула вопросительно на него, не подтверждения, что он по-прежнему «в деле». Сама не знаю. Только ответом его глаз на вопрос, который не задавала, было: «Да, годится. Да, я раздел тебя глазами еще в метро. Такая привычка, хоть рассчитывать мне при этом обычно не на что. А раз теперь есть на что, то – да. Ведь я сказал еще в вагоне, что согласен. Я не шутил. И повторяться я не буду».
С чего начнет? Как это будет? Что, если не смогу?
Вопросы, способные поколебать любую решимость, если только она не исходит от какой-нибудь закоренелой нимфоманки, коей до сегодняшнего дня не являлась. Вопросы, которыми не думаю задаваться сама.
Он наклоняет голову вперед, смотрит исподлобья – да это жар. Плотоядно смотрит, хищно, дерзко.
«Да брось» – могла бы я сказать самой себе. «А ты тогда какая?»
Быть может, это взгляд номер четыре, он же «улет мозгов у объекта его рассматриваний». «Не жди ничего хорошего» – «Да мне и не надо».
Он ближе, чем когда-либо с момента нашего не-знакомства, и сильнее, глубже проникает ко мне в ноздри его запах. Вбираю каждый из оттенков и всю композицию, даю запаху просочиться в себя. Будь я вменяема и способна на рассуждения, решила бы, что это все запах его, как если бы вместо «тонны никотина» он вкатил тонну косяков, а меня попросту запахом их одурманил. Как бы там ни было, приближение его и его запах мне нравятся настолько, что я не жду уже, «с чего начнет», станет ли целовать, полезет ли под блузку или сразу между ног – делаю первый шаг: трогаю его за руку.
Взгляд подъехал ко мне вплотную, теперь он – изображение всего, что я только способна воспринимать. Запах пропитал меня, я будто и не чувствую ничего больше. В его действиях нет поэтапности, они вливаются одно в другое. Не уследить за ними – можно лишь предчувствовать или же просто осознавать их, когда они уже случились, замечать вспышку за вспышкой.
Его рука какое-то время не выпускает моей, затем лезет в блузку – тепло как… приятно моей груди от того, что он держит ее своих ладонях. Вернее, только в левой – правая лезет вниз. Левая же скользит от одной груди к другой, и ни одна из них не успевает замерзнуть или соскучиться.
«Он