крылья птицу – это Волика сумела понять лишь когда проводница закончила рисунок, отбросив кожаный мешочек к своему плащу.
Песня становилась громче. Она накатывала неконтролируемыми импульсами, заставляя тело то и дело содрогаться в необъяснимых приступах паники. Келуни крадучись вышагивала вокруг камней, трав и светлых тропинок между ними. Она нагибалась к полу, будто бы старалась оказаться ближе к ритуальному рисунку.
Проводница закрыла глаза, и в ту же секунду остановилась. Вместе с ней затихла и песнь, прежде лившаяся беспрерывно. Келуни замерла. Она прислушивалась к чему-то, однако Волика не могла уловить источник встревожившего проводницу звука. Можно было услышать лишь ветер, разгуливавший за окном на рассвете нового дня.
Повисшая тишина продолжалась какое-то время. Что удивительно, даже Ворина, до этого змеёй изворачивавшаяся в судорожных припадках, успокоилась и почти перестала дышать.
Келуни сорвалась с места. Она не глядя вынула короткий острый меч из кожаных ножен, после раскрыла глаза, и, сдержанно выдохнув, скользнула остриём оружия по бледной руке Ворины. Разлилась кровь. Тёмная струйка побежала по белёсой коже девушки.
Волика ахнула в ужасе – да как она посмела! Как она посмела нанести вред её сестре, кто она такая, чтобы вонзать меч в больного человека… даже Барсы, и у тех была честь – у диких, неразумных монстров, убивавших спящих людей по ночам. Но они не трогали больных, не трогали детей, а проводница! Волика готова была броситься на неё – да, возможно, поступок был бы и необдуманным, но эту жестокую женщину нужно было срочно отвести подальше! – если бы не одно маленькое обстоятельство.
Ворина резко распахнула глаза, громко закашлявшись. Келуни выдохнула вместе с ней.
Очнувшаяся девушка в ужасе оглядывалась по сторонам. Растрёпанные чёрные волосы клоками ложились на взмокшую от жара одежду, руки продолжали колотиться в судорогах, а глаза… глаза были наполнены страхом. А ещё непониманием.
Проводница демонстративно убрала подальше короткий меч, зафиксировав его на кожаном поясе. Женщина осторожно протянула руку к подопечной:
– Извини за пролитую кровь, дорогая. У меня не было иного выбора, мои маленькие друзья желали познакомиться с тобой поближе.
Ворина в ступоре смотрела на Келуни, не в силах проронить и слова. На девушке не было лица; широко распахнутыми глазами она смотрела на деревянные стены, на кровать, на сестру с тётей и будто бы не узнавала их.
– О, Ворина! – голос Вонолы дрогнул, но она выдохнула с огромным облегчением. Племянница вернулась в сознание, и, кажется, рана на руке не особо волновала Пернатую.
Волика не могла смотреть на сестру без горести и сожаления, а ещё обиды на саму себя. Стоило остановить эту проводницу, не дать совершить обряд. Как наивно они ей доверились, ума не больше, чем у разгуливающих по лесу олених! Пернатая надеялась, что рана скоро заживёт, а сестра станет прежней. И всё будет, как раньше, они навсегда забудут