насколько бы правдивыми они ни являлись.
Наёмник что было сил ударил кулаками по столу, рассыпались ещё две башенки, а остальные он смахнул рукой. Золотые кругляши, утратившие в его глазах всякую ценность, полетели на пол и дробно застучали по опилкам. Сам Эстор резко прыгнул вперёд. Одна рука доставала из ножен узкий клинок, другая – тянулась к капюшону.
– Посмотрим, каким личиком наградила тебя пёсья мать!
Дважды его предавали, дважды его жизнь болталась на самой последней ниточке жизни, и дважды его тело побеждало смерть. Это вселило в него ошибочную мысль о собственной неуязвимости. Ему хотелось увидеть лицо этого паскудника, а потом воткнуть свой меч прямо ему в рот, заставить глотать наточенную сталь, наказывая за высокомерие и непозволительный тон.
Эстор не успел достать свой меч, он не успел даже как следует подумать, он не сомневался в собственных силах.
Но высокая фигура не стала ждать, пока её достигнет рука или меч. Закутанный в капюшон с невероятной проворностью поднялся со своего места, опрокинув стол. Блюдо с недоеденным мясом перевернулось, овощи полетели на пол, с тяжёлым грохотом рухнул мешок. Мясной сок, обильно сдобренный заячьей кровью, пролился на золото, к которому тут же стали прилипать опилки.
Горбун перехватил руку Эстора, тянущуюся к нему, крепко сжал и изо всей силы оттолкнул в сторону. Атака была столь стремительной, что наёмник целиком стал заваливаться назад, сопровождаемый хрустом своих костей. Этот тип только что сломал ему руку! Но ведь он просто сидел на стуле и не должен был никуда рыпаться… Такого не должно было быть! С ужасом Краснопёр осознал, что слишком давно не участвовал в драках.
Эстор ещё не полностью успел осознать раздирающую боль в изломанной кости, а его противник продолжил наступление. Единственной торчащей из-под плаща рукой он вцепился в лицо наёмника и стал давить, заставляя того выгибаться.
Эстор мало что понимал в происходящем, мозг только-только получил информацию о руке, и к этому моменту успели возникнуть новые очаги боли, охватившие его лицо. Он почувствовал острое проникновение в обе скулы, глаз, бровь, лоб… Всего пять. По количеству пальцев. Он вспомнил руку своего соседа: серп и кирка… А давление на голову нарастало, пальцы входили всё дальше, и единственным способом ослабить боль было прогибать спину. Ноги не слушались его, он мог только отклоняться назад, надеясь таким образом избавиться от колючих пальцев, терзающих его плоть. Он рухнул на колени.
Меч… у него был меч, и он собирался достать его рукой, другой рукой, той, которая ещё могла двигаться… да только где он сейчас найдёт эту руку. Боль пышными цветами распускалась повсеместно, невозможно было среди этого праздника закипающей крови и рвущихся мышц отыскать руку, способную ударить мечом.
Горбун продолжал давить, тело наёмника под его алой рукой выгибалось всё сильнее, теперь Эстор более всего напоминал лук – натягивай тетиву и можно стрелять. Человек в капюшоне давно не чувствовал такой