ему как бы второе зрение, и Староумов почти угадал, какие события грянут в ближайшее время..
Как бы там ни было, кладовщик потаскивал зерно не только по сговору с ним, председателем, но и втайне от него. В своё время он предоставил тому большие возможности. И в тот раз в разговоре он впервые заговорил о воровстве зерна вслух, причём сказал Староумову прямо, что больше кого-либо зерно растаскивает он, кладовщик. И если в районе узнают это, то в первую-очередь понесёт кару он, Жернов. Поэтому нечего наглеть; в ночное время пока ни шагу с тока. И когда Староумов было начал его обвинения опровергать, Жернов попросил кладовщика не отпираться; лучше бы позаботился о пресечении тайных воров…
Через несколько дней, как было выше сказано, Староумов поднёсся к Жернову с радостной вестью, дескать, ему достоверно известно, что из-под амбара утекает на сторону колхозное зерно! Под его днищем прорублено отверстие, забитое деревянным чоком. И оставалось только подкараулить и накрыть воров с поличным! Это мероприятие, естественно, Староумов возложил на себя.
Жернову ничего другого не оставалось, как принять к сведению полученное от сторожа сообщение и ожидать результата его ночной облавы. Впрочем, тогда же он ещё пожалел, что не снабдил сторожа нарядом милиции. Но об этом он вспомнит значительно позже, а тогда он не преминул усомниться в сказанном Староумовым, и мысленно сказал кладовщику: «Эх, Ваня, ну и хитёр же ты, брат, на кого-то указывать ты мастер, а в действительности никого не поймаешь. Хочешь сбить меня с толку с единственной целью, чтобы я не догадывался о проделанном тобой к своему подворью золотому ручейку? Так что тебя надо проверить в первую очередь, сколько за ночь шастаешь домой с аклунком на плече?»
Глава 15
Летняя звёздная ночь окутывала обширный колхозный двор с его многочисленными хозяйственными и служебными постройками. В разных базах стукали копытами о дощатые перегородки то лошади, то быки; взмыкивали коровы, похрюкивали свиньи; и среди них попискивали крысы. В дежурном помещении в маленькой оконце жёлтым мутноватым облачком светилась керосиновая лампа…
Такие же, не столь яркие огоньки, а то были видны и вовсе тусклые, из раскинувшегося по обе стороны балки посёлка. На поляне вовсю горел костёр, была слышна гармошка, звонкие поющие голоса девчат; но из-за отдалённости поляны до скотного база они доносились несколько приглушённо. К полночи костёр там уже затухал, умолкала и гармошка; молодёжь разбредалась по хатам то парами, то в одиночку; в ночи еле слышно звучала грустная песня. В посёлке огни тоже угасали, хаты погружались в кромешную темень. Лишь несколько огоньков то там, то тут ещё горели слабо-слабо.
И лишь на току, под элеватором, ярче всех горел фонарь, как путеводная в степи звезда, освещая зернохранилище, машины, вспученные кучи зерна под открытым небом. И возле МТС негромко постукивал движок дизельной электроподстанции.
Афанасий