вминает грубые подошвы своих байкерских ботинок в мои пальцы, притягивается ко мне.
Она шепчет, глядя мне в глаза:
– Почему у меня такое чувство, будто я знаю тебя тысячу лет?
А почему у меня такое чувство, что рядом с ней мое проклятие успокаивается?
Ответа не будет.
Говорю:
– Не знаю. Давай разберемся.
Становится понятно, почему она согласилась войти в эту сторожку, почему проявляет инициативу первой.
С ней тоже что-то не так.
Решаю не форсировать события. Нужно дать голодному организму успокоиться.
– Аня, давай чуть позже. Там чайник вскипел.
Она смотрит на меня, как на конченого идиота.
– Ты забыл включать чайник.
И вправду, звука горящей конфорки за спиной не слышно, а звука свистящего чайника не слышно подавно.
Почему у нее такое чувство, будто она знает меня тысячу лет?
Время замедляется, будто вся наша вселенная попала в декомпрессию.
– А почему ты сказала, что знаешь меня?
С этими словами я кладу свои руки на ее бедра. Не стоять же идиотом.
– Не знаю, – губы Ани почти касаются моих. – Просто как увидела тебя, мне так показалось.
И она целует меня в губы.
Детонация.
Она кусает меня за губу так быстро, что я не успеваю отреагировать.
Наше знакомство, расчерченное могилой зека и этим поцелуем, произошло слишком быстро, слишком неправильно. И это чувство неправильности наталкивает меня на мысль, пока мы с Аней сливаемся в поцелуе, что и с ней что-то не так.
Почему у нее такое чувство, будто она знает меня тысячу лет?
– Почему ты сказала, будто знаешь меня тысячу лет?
Она жмет плечами:
– Не знаю, но я уверена в этом.
Декомпрессия.
Весь мир вибрирует, а мое сердце долбит в противотакт.
За окном прозрачными изломами хлещет дождь.
Аня снова целует меня в губы, захватывает мой язык, и спустя бесконечность отрывается от моих губ и говорит спокойно:
– У тебя есть диван или кровать?
– Не слишком ли быстро все?
– Давай, скажи, что мы познакомились всего полчаса назад и все такое…
Глотаю кисельную слюну стальным горлом.
– Вообще-то да, мы познакомились примерно тридцать минут назад.
– Тебя это смущает? – спрашивает она.
В конце концов, я человек, который не способен забыть о том, что над ним висит проклятие, убивающее живых людей. Разве я не заслужил права быть счастливым?
Хотя бы ненадолго.
Я поднимаю Аню на руки.
– А ты тяжелая.
– Никогда не говори такое девушке. И вешу я всего пятьдесят девять.
Несу ее в комнату, кладу на диван.
– Только я буду сверху, – заявляет Аня, стягивая ботинки, затем джинсы.
Это сумасшествие.
Почему так быстро?
Сейчас она переспит со мной, наутро уедет, а я никогда не узнаю, почему у меня внутри взрывается теплым