не понять чужие беды.
В коротких шортиках снуют.
Откуда знать им, что сегодня
Открылась в ангельском саду
Мне тайна Радости Господня,
И смысл жизни, на беду,
Понятен стал, и прост, и ясен —
Как кружка пива, солнца свет.
Так аромат цветов прекрасен!
И в зелень чудный луг одет…
Я лягу на траве роскошной,
Под дождик теплый попаду.
И мир забуду суматошный
В английском мюнхенском саду.
Кризис
Все шумим. О чём – не понимаем.
Говорят, что заедает быт.
Так смешно и глупо узнаваем
Кризис возраста. Не опалит,
Не напомнит о себе, не светит
Тот огонь, что жёг и грел сердца.
…Ангел пролетит и вскользь заметит:
Не начало это ли конца?..
Вдруг взмахнёт ажурными крылами,
Спросит: не хотите ли вернуть?
Чтобы вновь уметь краснеть ушами,
Верить в свой талант и видеть путь
Восхождений. Быстрых и счастливых.
Чтобы ждать красавицу-любовь,
Жаждать слов наивных, суетливых
И хандрой замучиваться вновь.
Может, всё опять начать сначала?
Надоело и душа болит.
Осень лишь маячит у причала.
Всё напрасно. Значит, правда, быт?..
Всё шумим о деньгах, о проблемах.
Спорим о работе – ни о чём.
Бьётся пульс в разгорячённых венах,
Загрустил пустой и светлый дом.
Холод в коридоре, ветер пляшет.
Кажется: действительно, конец…
Только ангел, может быть, подскажет
В чём ответ для выжженных сердец.
Старая работа
Телефонная станция. Господи!
Неужели лишь этот удел
На всю жизнь? Над бездонною пропастью
Проводов масса творческих дел.
Кто-то пишет картины и повести,
Шьёт одежду иль Чацким одет.
Бьёт софит… Над бездонною пропастью
Телефонов горит звёздный свет.
Покоряет изящною строгостью
Ариетта и гладкий брильянт.
И парит над бездонною пропастью
Пустоты чей-то яркий талант.
…Подойду, покопаюсь без робости
В железяках привычных. «Не ной,» —
Прошепчу над бездонною пропастью
Нелюбви. И поеду домой.
Встреча Нового года
Танцуют девочки, танцуют.
Летают платьица. Рисует
Художник шаржи им смешные.
Девчонки – словно заводные.
Кружится музыка, несётся,
И пьяный Дед Мороз смеётся.
Чечёточник наивен, жалок.
…Бросает в дрожь от острых палок,
Пытается их съесть глотатель.
Быть может, он – поэт, мечтатель,
Но жить-то надо – и танцует
На углях. Публика ликует.
Выносят толстого удава.
Не ждёт