Эти невежды даже знать ничего не хотят. Не хотят понять, что способны сделать свою жизнь лучше. Ни о чём по-настоящему серьёзном и важном не задумываются. Не понимают, что именно от их представлений о себе и выстраивается их реальность. Нужно познать самого себя, как говорили древние. А никто этого делать не хочет. Склонность к самоанализу у студентов нашего колледжа, как показывает моё исследование, не наблюдается совершенно. Что уж тут говорить об улучшении качества и собственной, и общемировой жизни! Духовный аспект совсем позабыт нашими студентиками.
– А ты? Ты сам делаешь свою жизнь лучше?
Исаков прекратил размахивать руками, бросив на меня укоряющий взгляд.
– А ты, Роман, как всегда спрашиваешь всё напрямую. Но, знаешь… это мне в тебе и нравится! Делаю ли я свою жизнь лучше? Вот что я тебе скажу: я хотя бы работаю над этим.
И, сделав взгляд более загадочным, добавил:
– Пойдём. Покажу кое-что.
Да. Исаков был из тех чудаков, что твердят о непонятных обывателям вещах. О духовности, высшем измерении и прочих мистических штучках. Высокий, под два метра, он всё время ходил с напряжённым выражением лица, будто что-то потерял. Брови его всегда были задумчиво приспущены. Только вот очки он не носил, чем немного ломал стереотип о внешности умника. Однако он им являлся. И ещё каким. На занятиях по математике и технической механике, помню, он шпарил так, что даже сама преподавательница не всегда за ним поспевала.
Вот и я сейчас с трудом поспевал за ним по лестнице, следуя за его шатающейся телесной конструкцией. Я бегло сообщил, что хотел бы к нему подселиться, но не знаю, получится ли, ведь я – отчислен из колледжа. На что он тут же дал знак рукой, мол, тема снята: можно.
Мы поднялись на третий этаж и дошли по длинному коридору до его комнаты. Самая последняя дверь налево. Рядом с ней – окно на задний двор общежития, где стояли большие помойные контейнеры. Как раз сейчас мусоровоз вычищал одного из них. Поднимая его над собой железными клешнями, он высыпал всё содержимое в свою жужжащую горловину.
Комната Исакова, как ни странно, оказалась вполне приличной. Две кровати, примыкая к стенам, располагались противоположно друг другу. Справа от входной двери дребезжал старый советский холодильник. Слева – грузно сгибалась под кучей немытой посуды раковина. Небольшой обеденный столик, на полу – стопки книг: художественные, эзотерические. На стене над незаправленной кроватью висел странный коричневый бубен. А рядом с этой кроватью стоял ещё один стол: с компьютером. На его экране воспроизводилась заставка – белая бумажная птичка летит по диагонали вверх, исступлённо размахивая крылышками.
– Если голоден, поищи в холодильнике. Там что-то оставалось.
Что ж, хозяин – барин. Сам так сам. Я открыл холодильник, но кроме подгнившего банана ничего там не обнаружил. Поскольку доверия он не внушал, я решил просто присесть на свободную кровать, положив сумку на пол.
Рядом, на одной из стопок, лежала книга Николая Островского «Как закалялась сталь».
– Ты тоже её читал? – спросил