религиозных взглядов Империя и инквизиция преследовали сид-артурианцев, практически не трогая католиков и последователей прочих верований, воспоминания о которых еще сохранились в космосе.
– Просто детская мечта, – ответил Олива. – Мне хотелось посмотреть Вселенную. Спасти Империю от Бледных. Я думал, это будет проще сделать, уйдя в монахи.
Я почувствовал, как он горько улыбнулся, прежде чем повернуться ко мне со словами:
– Но потом я открыл для себя девчонок, понимаете?
Я позволил себе слабо усмехнуться:
– Понимаю.
Поднявшись со скамьи, я попросил:
– Вы не могли бы удалиться? Я хочу провести еще пару раундов перед сном.
Олива кивнул и зашагал к выходу, не сводя глаз со старой машины культистов, но вдруг с неохотой отвел взгляд и посмотрел на меня.
– Вам не нужен спарринг-партнер?
Вместо ответа я положил учебный меч на плечо, как часто делал Криспин и за что его постоянно ругали. Что двигало коммандером? Желание когда-нибудь похвастаться, что однажды скрещивал клинки с самим Адрианом Марло? Желание потешить свое самолюбие победой надо мной? Я тренировался среди ночи не из гордыни, а ради того, чтобы защитить свой публичный образ. Будет плохо, если пойдут слухи, что Адриан Марло – стареющий инвалид, потерявший боевую хватку. Для этого еще рано, ведь я только вернулся к прежней жизни, как мне казалось – в мир людей.
– Давайте. – Даже сейчас не знаю, почему я так ответил. – На мечах? Или на кулаках?
Олива ухмыльнулся:
– По традиции выбирает тот, кому бросили вызов.
– Идет, – сказал я, опуская меч. – Тогда на мечах.
Молодой офицер пересек зал, подошел к стойке с учебным оружием и выбрал меч, идентичный моему. Не сводя с него глаз, я вернулся к скамье, чтобы вытереть пот со лба. Зачем я так стараюсь? Это уже походило на самоистязание.
У Оливы, безусловно, было преимущество. Он был моложе – гораздо моложе, – энергичнее, а я уже добрых полчаса проливал здесь пот. Но я, как и он, был палатином, и прожитые века еще не сильно сказались на моей форме. Да, я старел и внешне, и внутренне, но по плебейским меркам мне можно было дать лет сорок, а если бы не седина и шрамы, то даже тридцать.
– Почему вы босиком? – неожиданно спросил Олива, разрубив пополам мои размышления.
Он указал мечом на мои ноги, на черный медицинский пластырь, которым были обмотаны суставы больших пальцев, чтобы защитить кожу.
Я опустил взгляд, увидел грубые мозоли, с которыми прошел еще Дхаран-Тун. Такой же вопрос мне давным-давно задавал Гибсон.
– Это закаляет характер, – ответил я, приближаясь к фехтовальной площадке.
На ходу прощупывая пальцами черный гладкий пол, я обошел площадку по кругу, вращая меч.
– Я никогда не тренируюсь в обуви. Босиком ты вынужден внимательнее следить за устойчивостью.
– Вот как? Хм, – задумчиво протянул Олива. – Интересно. Когда-нибудь попробую.
Он поводил мечом, перекинул