вверх. – Слышишь! Если тебя кто-нибудь обидит, скажи мне. Я заступлюсь!
Взрослая Лёля пила тёплое молоко и улыбалась, вспоминая маленькую Еву. Такая её подруга – тихая и незаметная на людях, но всегда идущая за своим сердцем. Которое, кстати, и приводило Еву, по Лёлиному мнению, в какие-то совершенно немыслимые дебри.
Лёля улыбнулась двум девочкам из далёкого прошлого.
– Всё у вас будет хорошо. В смысле, правильно. И не ныть мне тут…
Глава вторая. Таверна с видом на тайну
С порога Еву накрыло вкусным старинным уютом. Деревянные половицы мягко пружинили под ногами и чуть постанывали. Ровно настолько, чтобы не раздражать напряжённые нервы, а придавать ощущение домашней таинственности. В прихожей было темно, но из комнаты ненавязчиво просачивался мягкий свет от торшера или ночника, приглушенный, не бьющий в глаза. Вокруг стола, застеленного допотопной кружевной скатертью с жёлтой от времени бахромой, стояли два кресла с накидками-воланами и диван с густо-фиолетовым покрывалом и такими же фиалковыми многочисленными подушками.
– Улёт, – сказала Ева.
Она уже давно не видела столько бумажных книг сразу. Во всю стену стояли забитые толстыми томами самодельные стеллажи. А там, где стеллажей не хватало, висели так же плотно забитые полки и еле сдерживали книжный натиск пузатые тумбы. Глаз непроизвольно выхватывал названия и авторов на вкусно потрёпанных корешках, и приходило понимание – всё, здесь можно умереть.
Впрочем, лучше – жить, годами завалившись в это кресло с книгой в руке, выбегая раз в неделю за булочками и кофе. Ева обернулась, чтобы посмотреть на счастливого обладателя такой библиотеки. В тёмном просвете коридорчика он маячил все ещё расплывчатым силуэтом.
– Значит, так. Вот тебе полотенце, мой старый спортивный костюм и тёплые носки. Приводи себя в порядок, а я заварю свежий чай.
Через полчаса блестящая чистотой и умиротворённая покоем Ева сидела за круглым столом и пила то, что хозяин дома называл чаем. С каждым глотком этого густого немного кислого, немного сладкого напитка в неё вливалось блаженство.
– Что в этом чае? – спросила она Адама.
Он улыбнулся и ничего не ответил. Только чуть качнул головой. И тут Ева сразу и вдруг поняла, почему он вызывает у неё ощущение поздней осени. В темном ёжике волос элегантной россыпью блестели белые пряди островками снега, только что высыпавшегося на подмёрзшую землю. И взгляд у него был такой же – словно под заледеневшей сверху суровостью и насмешливостью, дышала, ожидая весны, тёплая, живая земля. Адам казался молодым – лет двадцать пять-тридцать, не больше, но взгляд этот говорил Еве, что он старше. Гораздо старше.
Она оглянулась на окно: ночь не кончалась. Длинная-предлинная ночь в чужом доме. Предметы наполнились особым смыслом, тёмным, тайным; тени от оранжевого абажура тихо качались, плыли на редких дуновениях ветра. И ещё неясный полушелест-полушепот шуршал по комнате, наполняя её смыслом. Не было ничего лишнего, и в то же время не оставалось свободного пустого пространства.
– Что там шуршит, мыши? –