Он заполз обратно внутрь, и уже через мгновение повсюду разлилась громкая трель. Лес явно не был против музыкального сопровождения долгой поездки, поэтому и Расгард засунул свое недовольство куда подальше, хотя мелодия слишком напоминала о прошлом. Далеком мерзком прошлом.
За музыкой, сплетенной с магией, слетались десятки разноцветных птиц, они рассаживались на ветках, вертели своими маленькими головами, смотрели глазами-бусинками. Милые маленькие твари. Хвазад часто играл для них на флейте, свирели, дудочке, листе и просто ветре, приманивал жизнь к их темному лагерю, создавал ощущение света и чистоты. Потом этих птиц находили мертвыми. Расгард лично расправлялся с каждой, которая подлетала по неосторожности слишком близко. Особенно он ненавидел соловьев – маленьких юрких птичек. Сейчас он уже спокойнее относился к этим тварям, но в голове из раза в раз возникали образы обагренного кровью тельца, с оторванной головой, а иной мир в такие моменты громко пел, празднуя свою победу.
На руках Расгарда много птичьей крови, которую он смывал потом человеческой. Помогло.
Трель стихла так же внезапно, как и началась. Йохан высунулся из телеги, вальяжно облокачиваясь на ее край.
– Как долго нам ехать?
Лес даже не повернул головы, а Расгард бросил лишь беглый взгляд.
– Пару дней.
– Значит ночевать будем в поле?
– Как придется.
Йохан пробормотал еще что-то неразборчивое и снова спрятался в телеге. Расгард перевел взгляд на дорогу. Иногда их подкидывало на кочках: то колесо проваливалось в ямы и выбоины, неровная дорога тянулась за горизонт. Они ехали полем, и Лес, как заметил Расгард, почти непрерывно осматривался, его лица не было видно, как и глаз, но почему-то казалось, что они горят, и что со всех сторон льется песня. Беззвучная песня мира. Расгард почти не слышал ее, только угадывал интонации, переливы мелодии и оттенки, возникающие в голове. Песня чем-то походила на те, что поет для него иной мир, она обладала такой же силой, только исполняла ее жизнь, а не смерть.
Светлые. Служащие божеству псы, они принадлежали реальности, были ее продолжением, пользовались ее силами. Они всегда воспевали жизнь.
Расгард протянул поводья Лесу, и тот после недолгих раздумий принял их. Расгард тут же расслабился, откидываясь назад и закрывая глаза. Путешествия и правда скучны.
Когда он открыл глаза снова, солнце уже близилось к своему закату. Воздух потемнел и потяжелел, повсюду пахло сыростью и травой – где-то неподалеку река, почти полностью заросшая тиной. Рядом на облучке сидел Йохан и недовольно правил, иногда прикрикивая на спокойно идущую лошадь. Расгард обернулся: Лес дремал в повозке, засунув то ли от холода, то ли просто так руки в рукава и обняв себя ими. Капюшон все еще скрывал его лицо, и Расгарду потребовалось небольшое усилие, чтобы не заглянуть под него пока есть такая возможность. Он отвернулся, глядя в пурпурное небо.
Ровные поля сменились