их в литературнэ?
– Пусть вскакивают на подножку! Как сегодня назовём поезд?
– «Детский сад».
– Ну, давай, – усмехнулась Елена, – впадём в детство.
– Главное, не впади в экстаз! – самодовольно усмехнулся Ганеша и достал тетрадь.
«Заоконный ветер вылепил серебристо-сизую скульптуру пасмурной погоды и внезапно исчез, как старый фокусник в конце представления.
Игровая коробка на первом этаже. Атрибутика стандартная: горсть чмырных игрушек в размёте.
– А-а-ай! – капризно завопила Надя Тормозилова, скорчив фальшивую гримасу. – Людмил-Иванна! Вовка опять меня за рожки дергает, Людмил-Иванна!
– Та-ак! – Людмила Ивановна встала из-за стола, где она заполняла методичку. И со скоростью «Неотложки» прибыла на место происшествия. – Вова, скажи мне, пожалуйста, до каких пор ты будешь хулиганить? – спросила она и, взяв его за нижнюю челюсть, развернула на себя.
Вова смотрел на нее пустыми детскими глазами безо всякого выражения.
– До каких пор я тебя спрашиваю?! – заорала она и рывком отвесила ему подзатыльник.
Чернявая Вовкина голова под ударом слегка пристукнула подбородком о грудь. Но он, уже привыкший к дурогонству воспетки, не выронил изо рта ни звука и лишь ещё сильнее набычился.
Надя Тормозилова при этом стала возбужденно подпрыгивать и, истерично смеясь, исступленно щёлкать ладошками.
– Чего ты молчишь?! Отвечай! – заводилась Людмила Ивановна. И хотела было повторить «на бис», но вдруг почему-то передумала. Взяла его на руки и сказав напутственно: – Иди, поиграй в песочке, – с раскачки метнула в открытое окно.
Но Вовка не долетел до песочницы и напоролся шейкой на её острый бортик. Голова его, вдруг, с хрустом отскочила и, стукнувшись о ножку грибка, замерла недалеко от тела.
– А-а-ай! – заверещала Надя и кинулась на Людмилу Ивановну с кулаками. – Ты убила его!
– Хватит! – крикнула та, одновременно мощно топнув ногой. – Хватит! Надоело всё! – и выбросила журнал в урну. – И ты со своей дурацкой игрой!
– Но, мама! – вскрикнула Надя.
И когда дверь захлопнулась, мягко всхлипывая, стала оплакивать Вовочку. Он был её единственной большой куклой, пригодной для игры в «детский сад».
Все молчали, не зная как им отреагировать. В раздавшейся, как толстая баба, тишине.
– Так это ты описал тут свою сестру и мать? – нарушил Ганимед «минуту молчания». – Но зачем ты изменил их имена?
– Я всегда так делаю, чтобы на меня не смогли подать в суд.
– А я решила, что ты всё это выдумал, – удивилась Креуса.
– Я не умею выдумывать, у меня слишком бедное воображение. Поэтому мне приходится, как Уайльд, «вкладывать весь свой гений – в жизнь. И лишь…» описывать то, что у меня вместо этого выходит.
– Но для чего тебе переводить книгу? Книги – это уже не модно. Зачем ты тратишь время на эту ерунду? – посмотрела Креуса на Елену.
– Ты даже не представляешь, сколько