уж пятерых – и подавно. Я сфотографировал их еще в прошлый раз, чтобы выставить на доску объявлений, но то ли фотографии были плохого качества, то ли котята не симпатичные, но мне так никто ни разу и не позвонил. Я расстроенно потрепал лишайного по шерстке, а потом вытер руки об куртку.
– Завтра приду, – пообещал я и снова погладил кошку по спинке. Она завалилась в коробку к котятам, и те сразу облепили теплое материнское тельце.
В подвале было сыро, воняло канализацией. Мне казалось, что и от меня попахивало, когда я снова выбрался на свежий воздух. Телефон молчал. Я проверил, у него еще не села батарейка. Но звонка от бабуленции до сих пор не было, значит, из школы ей еще не звонили. И пока можно было дышать свободно, без ее нравоучений, я потопал вверх по чертановскому проулку. До окончания Леркиной тренировки времени было еще завались.
Я обошел практически весь район. Свежий воздух, я надеялся, выветрил запах канализации и подвала из моей куртки. Район и при дневном свете мало отличался приветливостью. С приходом октября деревья окончательно скинули пожелтевшие листья, погода становилась все мрачнее и мрачнее. Серые дома оттеняли свинцовое небо. Все вокруг было мрачным, и оттого в этой мрачности будто отражалась и моя жизнь.
Машины развозили по дороге грязь после прошедшего ночью дождя. Грязь смешивалась с лужами, превращаясь в кашу, куда я без устали наступал. В кроссовках давно хлюпало. Обувь просила каши уже месяца три, но на новую денег не было, поэтому носки были вечно грязные и мокрые. Такие, что в гостях разуваться было стыдно. Но в гости меня никто не звал: изредка Валюха, но теперь я в его семье персона нон-грата. Точно больше не пригласят.
Я пнул сметенные дворником листья, и тот заматерился мне вслед. Таких отборных ругательств даже я не знал.
«Вот шпана малолетняя!» – орал он мне вслед, но я не обращал внимания. Листья разлетелись в разные стороны, некоторые даже причудливо покружились, перед тем как упасть. «Красота», – решил я, а потом свернул в очередной проулок, боясь упасть замертво от убийственного взгляда дворника.
Леркин спортзал, где она занималась, находился на окраине района, ближе к Битцевскому парку. Он был дешевый, но там работал хороший, по ее словам, тренер. Валерон ездила на городские соревнования, в этом году собиралась отбираться на уровень страны. Один раз я видел, как она билась на ринге: и это было поистине красиво. Мне даже показалось, что именно такие, как она, должны быть на обложке спортивных журналов – настоящие, искренние, с растрепанными кудрявыми волосами и капой во рту.
За ее движениями на ринге я не успевал следить. А Валюха как-то сказал, что сестрицу откровенно побаивался. Живя с ней под одной крышей, я б, наверное, тоже забоялся – и ее красоты, и силы удара.
Вывеска у спортзала была старая, из баннерной ткани. Часть букв уже стерлась, и отчетливо видимой оставалась только надпись «зал бокса» огромными красными буквами. Помещение было цокольным, и лестница вела в подвал. Я остановился возле нее,