Васильевич, да я не…
Я ахаю, когда один из охранников бьет Дэна под дых.
– Спокойно, малой, спокойно. Я тебя предупреждал, что бывает с теми, кто меня кидает. Предупреждал? Мне ведь не приснилось? Ну что, как отдавать будешь?
– Да я отдам, я…
Мужчина морщится.
– Что ты? Что ты, Савельев, свою мыльницу продашь? У папочки попросишь? Как ты собираешься со мной расплатиться? Думал, лоха нашел? Думал, хрен с ним, со старым козлом, миллионом больше, миллионом меньше, не заметит? Умнее надо быть, Савельев, умнее. И если уж решил воровать у того, кто сильнее, след заметай! Ладно. Давай думай головой, как будешь исправлять косяк, иначе я клянусь, тебя поутру в реке найдут, ты не представляешь, как я зол.
Он снова смотрит на меня, и я с ужасом понимаю, что в моих глазах стоят слезы.
– Да, милая, не повезло тебе с любовничком, редкостный мудак. Представляешь, на пару с одной тварью в офисе уводил бабло через липовые договоры. Красиво живет.
– Отпустите меня, пожалуйста, – очень тихо прошу я.
– Да я бы с радостью, – Сергей притворно вздыхает, – но видишь ли, милая, за косяки надо платить. Взять с этого обмудка нечего, фотики его стоят копейки, а нагрел он меня хорошо. Поэтому будет отрабатывать. Для начала полы мне в офисе мыть, а там посмотрим. Ну и сама понимаешь, плохих мальчиков лишают сладкого.
Нет, я не понимаю. Меня трясет так, как никогда в жизни. Кажется, я сейчас проснусь и с облегчением выдохну. Так бывает. Плохой сон, несколько минут смятения и облегчение.
Сергей оборачивается к Дэну, которого все еще держит охранник:
– Сотку скину за малышку. Если будешь смотреть, еще полтос.
– Дэн! – Я захлебываюсь в истерике.
Он молчит. Не смотрит на меня! Молчит, уставившись в пол!
– Не буду, – наконец произносит.
Мой мир рушится, взрывается, распадается на части и горит вместе с первой любовью и последним кусочком души.
– Дэн! Дениска! Ну не молчи! – прошу я. – Найдем где-нибудь деньги, у меня квартира есть, я…
– Ну да, конечно, – смеется Сергей. – Квартира у нее. Так я и позволил нашему Буратино чужими деньгами расплачиваться. Сам пусть отрабатывает. Никаких квартир, Савельев, слышишь? Деньгами я с тебя не возьму. На шкуре прочувствуешь, может, поумнеешь. Костян, уводи, посидите там полчасика.
Наконец у меня получается освободиться, но все, что я могу, – сесть в изголовье кровати, хоть немного прикрывшись. Одежда валяется где-то на полу, взять ее не получится.
– Отпустите, пожалуйста…
Мужчина садится рядом, матрас прогибается под его весом.
– Я никому не скажу, я…
– Помолчи, – следует отрывистый приказ.
Он задумчиво проводит пальцем по моей ключице, спускается к ложбинке. Я всхлипываю и отворачиваюсь, но от прикосновений, как и от взгляда бесцветных глаз, не спрятаться.
– Пожалуйста… – шепчу, потому что горло вдруг сдавливает невидимая рука. – Я еще никогда…
– Девственница? – удивленно