шанс. Она смутно намекала на какую-то скандальную историю, после которой ей уже трудно было надеяться хоть на сколько-нибудь приличную партию (В этот момент Печорин опять почувствовал укол совести!) Вот на безрыбье и пошла за малороссиянина. А через год Елизавета Николаевна вдруг сделалась весьма богата, а с ней и ее благоприобретенный супруг.
–– Это каким же образом?
–– Да самым драматичным. Ее родители поехали на свадьбу племянницы, дочери сестры Катерины Ивановны, как звали матушку Елизаветы Николаевны, если не ошибаюсь. Свадьба была на широкую ногу, в тамбовском имении матери невесты, вся родня там собралась. Сама Лизавета Николаевна не смогла поехать: была на сносях и носила дитя очень тяжело. Так вот в самом разгаре свадебного торжества случился пожар и в огне погибли и родители ее, и невеста с женихом, и тетушки с дядюшками. Мадам Горшенкова потеряла ребенка, долго была больна, а по выздоровлении обнаружила себя наследницей всех своих родных!
–– А господин Горшенков не присутствовал на этой роковой свадьбе, оставался при жене?
–– Нет, он в это время ездил куда-то, по казенным делам, кажется. Но всего в подробностях я не помню, да и не знаю – я все же врач, а не исповедник.
В зале Ресторации людей прибывало. Некоторые искренне сочувствовали несчастному семейству, другие пришли поглазеть – прежде всего на старшую дочь, которая по слухам, была, как две капли воды, похожа на убиенную. Наскучив смотреть на толпу соболезнующих, Печорин и доктор вышли из Ресторации на вечерний воздух. Но только они свернули на бульвар, как молодой женский голос окликнул доктора. Обернувшись, приятели увидели направлявшуюся в залу Ресторации компанию. Немного располневшая княгиня Лиговская в обществе немолодой супружеской пары уже взошла по ступенькам лестницы, за ними следовали три юные особы. Одна из девушек, остановившись у нижней ступеньки, приветливо махала доктору рукой.
–– Княжна Мери, то есть, прошу прощения, – любезная Марья Сергеевна, добрый вечер! – сказал доктор, приподнимая шляпу. – А я нынче в приятной компании. Узнаете? – доктор указал на Печорина, выступившего из тени молодой липы.
–– Очень рад Вас вновь видеть, княжна, – сказал последний, с неожиданным для самого себя смущением целуя протянутую руку.
–– Я тоже рада, искренне рада встрече, – отвечала княжна Марья, взглянув на спутника доктора. Печорин вспомнил вдруг, как когда он нахваливал бедному Грушницкому бархатные глаза и длинные ресницы юной Мери. Ресницы остались такими же длинными, но взгляд – взгляд был совсем иным – не мягким и извиняющимся, а прямым, свободным. А в глубине прекрасных серых глаз скрывалась улыбка, едва ли не ироническая.
–– А я полагал, что Вы сохранили обо мне недобрые воспоминания.
–– О нет, напротив, встреча с Вами была для меня прекрасным и полезным опытом. Вы своим нежданным поцелуем тогда у Провала разбудили меня, как принц спящую царевну. Я перестала грезить о небесной любви и прислушиваться к благоразумным