Тецуо в страхе просыпался, думая, что из преисподней восстали демоны. Но Хикита был уверен, что у óни есть дела поважнее: им незачем тревожить сон глупых мальчишек.
Дети Эндзингер жили очень глубоко, в подземном мире Йоми. А по небу в ревущих машинах летали люди. Они окрашивали облака и небо в красный цвет, а дождь – в черный. И превращали землю в пепел. Не демоны. Не боги. Просто люди.
Дрожащий вопль разорвал сумерки, мать закричала столь пронзительно, что у нее, наверное, и горло засаднило. Хикита снова нахмурился, приподнял платок и сплюнул. Брат или сестра, это не имело значения. Он ненавидел ребенка. Причем так же, как ненавидел его отца – за гладкие речи и еще более гладкие улыбки. Пес, воспользовавшийся одиночеством вдовы, бросил ее в позоре и с ублюдком во чреве.
Хикита убьет его, если увидит. Покажет мерзавцу, что, хоть они и живут на краю Пятна, на беднейших землях из всех семи островов Шимы, они принадлежат к клану Рю, а в их жилах течет кровь Драконов.
Окна задребезжали, и Хикита посмотрел вверх, ожидая увидеть неболёт Гильдии, неуклюже выплывающий из сумерек. Но небо было пустым, увядающе-красным, покрытым коркой грозовых туч. Грохот усилился, твердь задрожала так сильно, что мальчик рухнул на колени.
Тецуо упал на четвереньки и пополз к нему по вздымающейся земле, которая урчала под ними, как урчит от боли живот.
Пока остров трясся, братья держались друг за друга, и Тецуо плакал от страха.
– Опять землетрясение?
Уже пятое за несколько недель. Грохот стих, медленно задыхаясь, пока в воздухе не осталось только шуршанье комьев гнилой почвы, летящих в трещины мертвых полей. А потом братья услышали тонкий крик: первая растерянная мольба новорожденного, когда младенца вытащили из кровавого тепла в мир людей. Дитя брыкалось и надрывалось.
– Он здесь! – закричал Тецуо, забыв о дрожи, выскользнул из объятий Хикиты и бросился в дом, стуча грязными пятками по веранде, как в барабан.
Хикита осторожно встал, прислушиваясь к голодным воплям, которые раздались из нового рта, поселившегося в их семействе.
А потом до Хикиты донесся плач матери.
Он различил радость в ее голосе, когда мать позвала его, чтобы Хикита познакомился с новорожденной сестричкой. Но мальчик покачал головой и слизнул пепел с губ, глядя поверх высоких стеблей кровавого лотоса на запустение у подножия гор.
Он моргнул. Прищурился во мраке.
Крошечные огни. Кроваво-красные. Пара, вспыхивающая меж листьев лотоса. Хруст мертвых опавших листьев и еще более мертвого грунта, на котором, похоже, сейчас кто-то топтался. Хикита вгляделся в темноту, вопли сестрицы заполнили уши и мешали навострить слух.
Испарения казались маслянистой тенью, струящейся, как черная вода. Стебли лотоса слегка сгибались – в посевах что-то двигалось. Крошечные огоньки вспыхнули раз, другой, мигая, как давно потерянные звезды в небе над головой.
Нет, не мигая, понял он.
Моргая.
Из стеблей выползла фигура,