смотря по случайным переменам счастья, должен переменять и образ своих мыслей, но горе, если дойдет до слуха Наполеона или хищных его сообщников, что кто-либо из жителей подвластного, союзного или даже неприязненного государства каким-нибудь образом содействовал успехам противника! Смертная казнь была уделом Гофера, Пальмы и тысячи других несчастных жертв, в Италии, Испании, Германии и России погибших. Ожесточение ненавистное, возмущающее природу и человечество!
За Лаубаном к Герлицу и далее к самому Дрездену все окрестности разорены ужасно. И можно ли сохранить порядок и устройство в беспрестанном, так сказать, приливе и отливе полумиллиона разнородных, большей частью необразованных войск? Французы, действуя без магазинов, были главной причиной всех бедствий, поселянами испытанных. Какой крестьянин, особенно иностранный, может в продолжение двух или трех лет доставлять каждый день нужное пропитание нескольким десяткам воинов? Французы же столь прихотливы. Поневоле бедный мужик, терпя нищету и сверх того беспрестанные обиды от дерзости солдат, бросает дом, хозяйство и бежит в отдаленные горы, дабы спасти по крайней мере семейство и самого себя.
В нескольких милях оставили мы Бауцен, у стен которого российский авангард под начальством неустрашимого Милорадовича в продолжение трех недель боролся с многочисленной армией Наполеона. Графское достоинство, удивление современников и признательность потомства были наградой храброму вождю, кресты и лавры – великодушным его сподвижникам.
В прекрасный день приближались мы к окрестностям Циттау. Они унылы, но не так разорены, как прочая часть Саксонии. Город великолепен, каких мало видал я в Германии. Он невелик, но примерная чистота, правильность и даже некоторая роскошь в архитектуре делают его привлекательным для зрения. В 1757 году он был совершенно разрушенным бомбардированием, древние стены его пали перед Фридрихом Великим, но промышленность и торговля скоро загладили следы браней, разрушенный город возродился в новом блеске и в новой красоте. Не войною, но миром цветут царства и народы. По торговле своей Циттау почитается вторым городом Саксонии, Лейпциг – первым. Жаль, что все места эти видел я только мельком. Много приятного и любопытного потеряно для памяти и воображения. Но уставшим от долгого перехода отдохновение кажется всего нужнее. С зарей оставляем мы ночлег; к вечеру, проехав верст тридцать верхом, достигаем другого.
Но грозные Исполины[4] заградили запад небосклона, вдали чернеют мрачные леса Богемии… Прости, Саксония!..
IV
Богемия
Сентябрь, 1813
В прекраснейший, ясный день, восхищаясь чудесными, живописными картинами, перешел я границу Богемии. Путь нам лежал по хребту гор Исполинских. И действительно горы эти заслуживают это название. Грозно возносят они к небу подоблачные главы, увенчанные вековыми дубами и соснами, шумные источники, вырываясь из недр их, стремятся в мрачные вертепы и ущелья,