же частью атаковать нас с фронта. Тогда мы были бы окружены со всех сторон, заперты как в клетке, и без снарядов и патронов должны были полечь все на месте. Возле Гурко сидели на земле черногорский воевода Станко Радонич, полковник Нагловский и майор Лигниц. Радонич не переставал уверять окружающих, что Сулейман-паша, с которым он имел дело в Черногории, энергичный и предприимчивый полководец, его войско привыкло в Черногории к тяжелым горным переходам, и что следует поэтому ожидать сюда Сулеймана с минуты на минуту. Майор Лигниц стоял возле Гурко, не отводя бинокля от глаз. Он внимательно следил за столбами пыли, поднимавшимися вдалеке, и заключал по ним о движении колонн Сулеймана. Солнце невыносимо пекло и палило, тени поблизости не было. В природе царил от солнечных лучей блестяще-желтоватый оттенок.
Движение отряда в гору в особенности затрудняли два громоздких орудия, отбитые нами у турок под Ени-Загрой. Эти орудия были первыми направлены в гору и задерживали движение остальной артиллерии. Гурко приказал сбросить их в пропасть. Приказание было исполнено в точности, но солдаты неохотно расставались с трофеями битвы под Ени-Загрой.
– На что кидать-то, – говорили они, – дотащили б на руках, полегоньку…
Перевал отряда через Малые Балканы в долину Тунджи был крайне тяжелый. Необходимость заставила выбрать ближайшую дорогу, чтобы возможно скорее уйти от армии Сулеймана и занять выгодные позиции на высотах Больших Балкан. Но зато эта ближайшая дорога оказалась на деле не дорогой, а совершенным бездорожьем. Еле заметная тропа близ селения Далбока вела на высокую и крутую гору, на которую взбирался отряд в течение целого дня 20 июля, начав подъем с 5 часов утра и окончив его к 8 часам подъема. Спуск с гор в долину Тунджи был не лучше подъема. Тут дорога проходила по ложу горных потоков, прорывших себе путь между каменистыми глыбами, поросшими мхом и кустами. Этот путь, сдавленный с двух сторон скалами, был местами до того тесен и узок, что телеги и артиллерия еле-еле умещались на нем, кроме того, он весь был завален крупными каменьями, от которых жестоко страдали наши раненые. Раненых везли в телегах под шатром сплетенных над телегами древесных сучьев. Телеги были длинные, неуклюжие. Поминутно их огромные колеса взбирались на большие камни и с одних камней срывались на другие. Раздирающий душу вопль раздавался при каждом толчке телеги, и стон раненых не умолкал ни на минуту на всем протяжении спуска. Раненые страдали невыносимо. Целый день им приходилось тащиться по этой адской дороге, так как движение с горы вниз совершалось с той же медленностью, что и подъем накануне. Телеги то и дело застревали между камней или же не могли двигаться дальше вследствие тесноты пути. Надо было расширять дорогу и разрабатывать ее кирками и лопатами, что постоянно задерживало движение отряда. Ко всему этому присоединялась еще палящая жара: жгучим огнем дышали вокруг раскаленные скалы. Напрасно солдаты нежно заботились о раненых, поддерживали телеги на