их отношения будут вечны. Идеализировал ее, себя, саму жизнь, не понимал, что не все подконтрольно его воле. А сейчас отчетливо видел, что к настоящему он буквально вытеснил из памяти и жизни все, что было связано с теми проявлениями этой женщины, которые не укладывались в его хрупкий мир. Он и сейчас расщепляет близких людей, готовый взаимодействовать только с той частью, которая полезна или хотя бы безвредна. И отчетливо проследил эту тенденцию на примере журналистки.
Мысли о Лорел Эмери его раздражали.
Ее страстность и готовность в любой момент уйти – волновали.
Ее жажда наживы оставалась глубоко безразлична до того момента, пока она не перешагнет черту и не подставит его.
Ее связь с этим делом и Анной бесила. Как будто через интервью она могла заглянуть в его, Грина, душу. И увидеть там отражение былой любви, на которой уж кому-кому, а ей претендовать не к лицу.
Как будто он становился уязвим. Но это же полный бред? Во-первых, вряд ли Перо стала бы что-то говорить о мальчишке, с которым ее связывали короткие, но яркие отношения в далеком прошлом. Во-вторых, даже если бы Анна упомянула эти отношения, она бы никогда не назвала Грина по имени, это запрещено договором. В-третьих, да даже если бы назвала? Что это меняет через пятнадцать лет? Или уже шестнадцать?
Аксель бережно припарковал мотоцикл, сложил шлем и куртку в кофр, достал оттуда пиджак. Глядя в большое окно, привел себя в порядок, расправил лацканы пиджака, подтянул рукава к локтям. Он выглядел хорошо. Без лишней строгости, но отчужденно. Только вот если не сбавит темп с тренировками, скоро придется менять весь набор рубашек и пиджаков. Как делал это полгода назад. Пусть так. Военный режим ему был сейчас жизненно необходим.
Грин фыркнул, бросил на мотоцикл последний взгляд, перевел глаза на мрачное свинцовое небо, улыбнулся своим мыслям и вошел в кафе. Лорел уже сидела за столиком у противоположной стены, которая выходила на внутренний дворик. Окна в пол делали кафешку похожей на большую теплицу. Дизайнер интерьеров славно поработал, и здесь было по-настоящему уютно. А еще – Грин это точно знал – это была одна из тех лежащих на поверхности точек распространения наркоты, которую почему-то не прикрывали. Это не продажа на улице. Следующая ступенька или даже через одну.
А что он будет делать, если выяснится, что Эмери – диллер?
Эта мысль почему-то страшно развеселила детектива и, подойдя к журналистке, он пустился в мягкое кресло напротив нее. Лорел цедила смузи и просматривала свои записи. Официантка подлетела к ним прежде, чем Грин успел поздороваться. Он повернул голову, окинул девушку оценивающим взглядом, заказал кофе и снова посмотрел на Лорел, не без удовольствия отмечая, что она закрыла шею повязанным на французский манер шелковым платком.
Он поднял пальцы и прикоснулся к своей шее.
– Там есть, что скрывать?
Глаза журналистки редкого оттенка на грани фиалки и лазури вспыхнули.
– А если и так? Извинения не приму.
Он фыркнул.
– Это мы обязательно обсудим позже, Лорел. Спасибо, что пришла.
– Как будто ты оставил мне выбор.
Сморозив