совершенствоваться. Женился на мусульманке. Набив руки на скульптуре, через четыре года вернулся в Палестину без жены. В скульптуре пытался сочетать архаику с модерном. Национальный истеблишмент назвал это ханаанским стилем. А Хаим продолжал творить, склоняясь в сторону конструктивизма, примитивизма, абстракционизма, концептуализма, авангардизма, то есть в сторону межнациональных интересов. Желание быть, как все, победило.
Мы изобрели «измы» для того, чтобы ориентироваться в бесконечно дробящемся мире дуализма. Виноват не Декарт, а наш примитивизм, наше безоглядное подчинение авторитетам и поводырям. «Измы» нам нужны для того, чтобы защитить мышление от шизофренического хаоса. Увлекаясь искусством, мы защищаем себя от пугающего, но чудесного образа идеального мира. От естества и естественности. Аттестат зрелости мы ещё не получили. Мы ещё не поставили знак равенства между идеальностью и естественностью.
В преддверии зрелости уместно руководствоваться поговоркой: чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Получайте удовольствие от произведений национального, межнационального, абстрактного и любого другого искусства. Все они хороши, если явлены высоким мастерством из глубокой души личности, близкой вам по духу и воспитанию. Однако, не забывайте зреть сами.
При всей эклектике и плюрализме современного искусства, имеется тенденция к ассимиляции, диффузному взаимопроникновению культур. В противоположном направлении сохраняется архаическая связь с первоисточником культуры. Тем первоисточником, который ещё не замутился примесями дальневосточной мудрости, христианства и ислама. Остаётся надеяться на то, что евреи ассимилируются последними. Но это моё, частное предположение.
Во избежание конфликтов уважайте всех в равной мере, любите избирательно, питайтесь по вкусу.
Как вам этот винегрет?
Тель-Шева[1]
Из Ура уходя ко всем ветрам,
возненавидев быт патриархальный,
уже бунтарь, ещё не Авраам,
он не мечтал о Беер-Шевских пальмах.
Всё впереди. – Не вздрогнет Мория.
И Ицхак никогда не рассмеётся…
Ещё не рыл колодцев для меня,
но я-то знал, что будут мне колодцы.
Хрущёвская Оттепель вернула людям не только имена уничтоженных советским режимом людей, но и их творчество. Появились и новые сопротивленцы, узники совести, диссиденты, барды… Оставшаяся власть имперского скудоумия и заносчивого отребья почувствовала себя голым королём. Железный занавес стал приоткрываться.
Годы отказов, унижений в ОВИРе, кэгебешные преследования. Борьба за репатриацию, отказ от гражданства. Полуподпольное существование. Наконец, разрешение, считанные дни для сборов, и отъезд. Отъезд… как много в этом слове!..
На вокзале в Новосибирске нас провожали самые верные, самые