лифчик с запиской, которая гласила: «Хочешь увидеть другую часть этого набора, приходи вечером в мою комнату».
Это впечатлило даже нью-йоркскую.
С тех пор голубые атласные лифчики и расстрельные рвы накрепко связаны для меня. Смущенное вожделение одних оттеняет мрачные глубины других. Я смогла в полной мере оценить всю порочность и банальность человеческого животного. Лифчик Шайлы мы с подругами обсуждали во всех подробностях. Страница с ужасами осталась в тайниках моего сознания. Эти легкомысленные красотки не были готовы к такого рода знанию. Ни тогда, ни, наверное, когда-либо еще.
Мама покупала мне лифчики в магазине Mimi’s во время наших с ней вылазок в город. Никаким голубым атласом там не торговали. Продавщицы с морщинистыми пальцами измеряли мою грудную клетку сантиметром. Пахло пионами.
Холокост интересовал меня больше, чем лифчики, Шеп, да и секс тоже. Если только это не было изощренным бессознательным замещением угрозы секса. (Девочка ждет мальчика. Какую книгу она возьмет? Ту, которая выглядит притягательно, или ту, которая внушает страх?) Смерть как секс, ужас перед созреванием – разумеется, все это давно известные вещи. Полагаю, в четырнадцать лет я обнаружила, что меньше боюсь войны, чем мужского тела на моем собственном.
Я отнеслась к триумфу Шайлы без сожаления и зависти. Этот опыт принес определенную ясность. Я не принадлежала мальчикам. Теперь я это знала. И не стремилась к поездкам на курорты с мужиками или к этим унылым щеткам для волос.
Я снова пошла в библиотеку. Это была старая школьная библиотека, которую годом позже вывели из эксплуатации после постройки нового библиотечного здания через дорогу. Серое приземистое строение было расположено так близко к пруду в центре кампуса, что казалось выступающим из воды. Я больше не прикасалась к той книге со свастикой, хотя поглядывала на нее со своего места в читальном зале – примерно так же, как смотрят на паука на стене. Большинство вечеров той осени я проводила в библиотеке. В холодном зареве тех первых школьных месяцев я и забыла, что обожаю книги.
Но в этом было и кое-что новенькое. При хорошем раскладе эта школа может предложить мне целый мир – потрясающий и изумительный.
Среди всех этих легкомысленных и полубезумных тем, которые мы обсуждали с моими подружками в тот первый семестр, в школе Св. Павла нашелся один затронутый мной сюжет, который заставил их прислушаться. Я как бы невзначай сказала, что один мужчина хочет прилететь на собственном самолете, чтобы увидеться со мной.
«Ну-ка, ну-ка, а кто это?» – спросила нью-йоркская. Она обрабатывала свои ногти пилкой, и тут «вжик-вжик» прекратился. Она подняла голову и воззрилась прямо на меня.
Врожденный инстинкт подсказал мне не называть его фамилию. «Работает с моим папой», – сказала я. Это была неправда. На самом деле он был одним из отпрысков легендарной семьи финансистов, а папа работал в Чикаго в принадлежавшей им инвестиционной фирме. Я не была уверена, что этот