навроде сегодняшних, называются “административкой”. Но, как говорится, слово не воробей: с этого дня Леху стали звать “Палочником”, чуть позже сократив до “Палыча”, в унисон отчеству новичка. С годами та давняя история забылась, а прозвище осталось, кочуя за милиционером и в районный отдел вневедомственной охраны, куда он перевелся из отделения, и потом, в нынешнюю контору. Правда, теперь уже Климанова величают Палычем из уважения к погонам и возрасту, и только Диденко, когда в чем-то хочет попрекнуть давнишнего приятеля, произносит это слово с давней, насмешливой интонацией.
Самого же Диденко никто не называл иначе, чем Дедом или Петровичем. Величали его так почтительно еще тогда, в далеком девяностом, хотя в ту пору ему едва стукнуло тридцать. Он был единственный, кого никогда не вызывали к себе ни начальник отделения, ни зам по розыску, а приходили к сыщику сами, в его тесный прокуренный кабинет. Невозможно было представить, чтобы кто-нибудь из руководства повысил на него голос или обратился к нему по фамилии, как к большинству оперов. Даже начальник РУВД6, любивший орать на подчиненных по делу и без дела, всегда, завидев Виктора Петровича, менялся в лице и, на глазах всей своей свиты, уважительно здоровался с оперативником за руку.
Про Деда в районе ходило множество баек, подчас неправдоподобных. Рассказывали, что однажды сыщик в одиночку и притом безоружный задержал целую шайку и чуть ли не строем привел их в отделение. Что почти всегда он, едва выехав на место преступления, сразу определял личность злодея, и зачастую в тот же день виновник уже давал признательные показания в кабинете Диденко. А Юрка Евстафьев, прямо-таки боготворивший матерого опера, как-то раз вообще заявил, что за всю службу у Петровича не было ни одного “висяка”7.
Помнится, Климанов тогда посмеялся над приятелем, равно как и поначалу не поверил всем этим россказням. Лишь потом он понял, что большинство историй про Диденко − правда. Доставить в ту пору в одиночку шайку воришек было куда проще, чем теперь, ибо в былые советские годы милицейская форма или удостоверение действовали на уголовников посильнее пистолета. Это сейчас для того, чтобы повязать пяток жуликов, припрягают пару отделений ОМОНа, а тогда… Эх, золотые были времена!
И нераскрытых преступлений, портящих отчетность, за Петровичем и вправду почти не числилось. Нет, безусловно, оперативник находил далеко не всех злодеев. Но вот чутье на то, удастся ли вычислить злоумышленника и собрать на него доказательства или проще подогнать ситуацию под отказ в возбуждении уголовного дела, дабы не вешать на отделение “глухарь”, − это чутье никогда не подводило сыщика. А уж отказные материалы он составлял так грамотно, что даже придирчивая прокуратура не могла найти в них малейшего огреха. Потому благодаря Диденко в отделе вот уже несколько лет были самые лучшие показатели по раскрываемости в районе.
А еще майор всегда знал обо всем, что происходило на территории. Сколько раз бывало, что, получив сообщение о взломе киоска или о шапке, сорванной в подворотне