страницу и прилепить ее скотчем к холодильнику. А не купила его Алабама только потому, что ее муж, Генри, постоянно ныл о том, что их бюджет не резиновый, и требовал от Алабамы умерить аппетиты и покупки на «Амазоне». А недавно он и вовсе предложил ей сократить походы в «Старбакс» и хотя бы раза два в неделю заменять латте с обезжиренным молоком напитком домашнего приготовления (сам Генри пил лишь черный кофе и не понимал, что домашний латте по вкусу не сравнится с фирменным).
– Это Опра Уинфри сказала? – приподняв бровь, спросил доктор Свинкл.
– Да, – резко ответила Алабама. – Можете проверить сами, если мне не верите.
Доктор Свинкл еле заметно кивнул ей и опять записал что-то в блокноте. Возможно, он делал пометы о ее реакции. Однажды, когда Алабама была еще маленькой, одна учительница записала в ее табеле успеваемости: «Алабама не выносит критики в свой адрес и склонна вступать в спор, когда ей делают замечания». Прочитав эту запись, мать Алабамы закрыла глаза и сделала несколько продолжительных глубоких вдохов, как будто изо всех сил старалась не закричать. Выглядело это довольно комично, потому что мать Алабамы кричала нечасто. Обычно, когда ей действительно, судя по виду, приспичивало закричать, она вместо этого наливала себе стопку водки «Серый гусь».
До чего же Алабаму раздражали эти записи! Ее охватило очень сильное, почти неодолимое желание рассказать об этом Селесте. Ей стало бы намного легче, поговори она с подругой о докторе Свинкле. Вот только Алабама не могла, потому что Селеста была не в курсе ее визитов к нему. Не то чтобы Алабама желала непременно сохранить это в тайне. Просто Селеста всегда делала такое лицо, когда речь заходила об ее дочери – точнее, об ее повышенной нервной возбудимости, – как будто у Беллы и вправду могло однажды снести крышу.
Алабаме это не нравилось, и ей совсем не хотелось, чтобы подруга посмотрела и на нее с таким же выражением на лице.
«Мне снос крыши не грозит, так что увольте».
– Алабама?
Она вскинула глаза. Доктор Свинкл перестал писать и смотрел на нее с маленькой, но заметной складочкой между бровей. Судя по всему, он ждал от нее ответа, и это тоже раздражило Алабаму: он же даже не удосужился задать ей вопрос!
– Я спросил, как вы себя чувствуете на новой дозировке? – сказал доктор Свинкл.
Он произнес эти слова медленно, так, как говорила иногда сама Алабама, когда ощущала чрезмерное нетерпение. Ей захотелось выпалить докторишке: «Раз ты такой любопытный, тогда будь добр – не бормочи свои вопросы себе под нос». Но Алабама этого не сказала, потому что понимала: он сочтет ее комментарий «непродуктивным». Доктор Свинкл частенько употреблял это словечко. Для него все было либо продуктивным, либо непродуктивным, черным или белым, без пограничной «серой» зоны между вещами и явлениями.
И Алабама пожала плечами:
– Прекрасно.
Доктор Свинкл явно хотел услышать от нее более подробный отчет. Алабама все отлично понимала, но на этот раз ей