глядя на голую кручу. – Ненавижу пешее карабканье. Стоя под горой, кажешься такою маленькой.
Прошагали еще некоторое расстояние в тени холма, обогнули скальный выступ и увидели рассекающую склон ложбину, овражную промоину. Стали подыматься по ней, как по корабельному трапу. Тропинка шла крутым зигзагом. Пульс барабанов делался иногда почти неслышен, а порой казалось, что они бьют совсем где-то рядом.
На половине подъема орел пролетел мимо них – так близко, что в лицо им дохнул холодноватый ветер крыльев. Куча костей валялась в расщелине. Все было угнетающе-странным, и от индейца пахло все сильнее. Наконец они вышли наверх, в яркий солнечный свет. Меса лежала перед ними плоской каменной палубой.
– Как будто мы на диске Черинг-Тийской башни, – обрадовалась Линайна. Но недолго пришлось радоваться этому успокоительному сходству. Мягкий топот ног заставил их обернуться. Темно-коричневые, обнаженные от горла до пупка и разрисованные белыми полосами («Как теннисные корты на асфальте», – рассказывала потом Линайна), с лицами, нелюдски заляпанными алым, черным и охряным, по тропе навстречу им бежали два индейца. В их черные косы были вплетены полоски лисьего меха и красные лоскуты. Легкие, индюшиного пера, накидки развевались за плечами; окружая голову, пышнели высокие короны перьев. На бегу звенели и бряцали серебряные их браслеты, тяжелые мониста из костяных и бирюзовых бус. Они бежали молча, спокойно в своих оленьих мокасинах. Один держал метелку из перьев; у другого в каждой руке было три или четыре толстые веревки. Одна веревка косо дернулась, извилась, и Линайна вдруг увидела, что это змеи.
Бегущие близились, близились; их черные глаза смотрели на Линайну, но как бы совершенно не видя, как будто она – пустое место. Змея, дернувшись, опять обвисла. Индейцы пробежали мимо.
– Не нравится мне, – сказала Линайна. – Не нравится мне.
Но еще меньше понравилось ей то, что встретило при входе в пуэбло, где индеец их оставил, а сам пошел сказать о гостях. Грязь их встретила, кучи отбросов, пыль, собаки, мухи. Лицо Линайны сморщилось в гадливую гримасу. Она прижала к носу платочек.
– Да как они могут так жить? – воскликнула она, негодуя, не веря глазам.
Бернард пожал философски плечами.
– Они ведь не со вчерашнего дня так живут, – сказал он. – За пять-шесть тысяч лет попривыкли, должно быть.
– Но чистота – залог благофордия, – не успокаивалась Линайна.
– Конечно. И без стерилизации нет цивилизации, – насмешливо процитировал Бернард заключительную фразу второго гипнопедического урока по основам гигиены. – Но эти люди никогда не слышали о Господе нашем Форде, они не цивилизованы. Так что не имеет смысла…
– Ой! – Она схватила его за руку. – Гляди.
С нижней террасы соседнего дома сходил очень медленно по лесенке почти нагой индеец – спускался с перекладины на перекладину с трясучей осторожностью глубокой старости. Лицо его было изморщинено и черно, как обсидиановая