Писания из монастырей, купленные Голицыными за последние два века, и множество других ценных книг, привезенных в разные времена из Византии и Европы. Особо Голицын ценил Священное Писание в золотом окладе, сотворенное монахами по специальному заказу отца и подаренное им ему, Василию, на восемнадцатилетие. Рядом с лавкой, вскоре после смерти отца, молодой князь установил большой дубовый кованый, затейливо расписанный искусным мастером, сундук. В нем он хранил свитки с письмами, посланиями, свои записи и важные царские грамоты, а также владельческие документы, подтверждающие права на огромные вотчины Голицыных.
Князь закрыл дверь на засов, опустился на колени и начал молиться. Молитвам его научила мама. Князь не помнил себя в том возрасте, в котором он не знал молитв. С того дня, как Василий стал осознанно смотреть на окружающий мир и понимать живущих рядом с ним людей, вкушать пищу и утолять жажду, играть и озорничать, он ни на день не разлучался с молитвой. Для него ежедневные обращения к Спасителю и Пресвятой Богородице, святым апостолам и преподобным никогда не были обыденными или сиюминутными. Он молился не потому, что так делали многие или на этом настаивали старики. Нет! В молитве он самоочищался, укреплял свои душевные силы, с ее помощью находил в своей душе самые лучшие человеческие качества. Вот и теперь он не просил Бога о том, чтобы все обошлось для него, а значит, для всех Голицыных, чтобы удачно разрешилось недоразумение со вчерашним происшествием, чтобы Господь его защитил и сохранил. Нет! Он молился лишь о том, чтобы Спаситель и Пресвятая Богородица не покинули его в трудные минуты разговора с государями, дали силы и терпение достойно встретить возмущение царя и гнев Патриарха, он каялся в том, что не позаботился должным образом о сестре, не проявил прозорливости и осторожности.
Закончив молиться, Голицын встал, осторожно затушил пальцами догорающую свечу и вышел из своей кельи – так с любовью и трепетом он называл это скромное, без убранства и дорогих украшений помещение. Готовый к самому худшему, даже к тому, что может оказаться в филаретовских застенках, под пытками, князь закрыл дверь в потайную комнату и осторожно спрятал ключ в незаметную щель между стеной и полом у окна, через которое всего час тому назад беззаботно наблюдал за играми братьев и сестер. О незамысловатом тайнике князя знала только лишь его любимица – сестра Наталья Васильевна.
Голицын подошел к письменному столу и перечитал послание князю Чернышеву. В нем он писал: «Ваша светлость, дорогой князь Иван Васильевич! Знаю, что гневаетесь на меня и недоумеваете, чем я руководствовался, организовав нападение на Вас и гостя наших Государей Урусамбека, посла Правителя Персии Шах-Аббаса.
Но о случившемся на Китайгородском мосту сам узнал с прискорбием только сегодня в полдень. Еще вчера два вора-разбойника в торговых рядах похитили мою тройку и карету. Они и стали виновниками неприятного происшествия. Об этом засвидетельствовать могут не только мои холопы,