тактические занятия. Небо рассвирепело на кого-то. Сутками хлещут проливные дожди.
Болота вокруг Красного Села вспухли от воды и сделались почти непроходимыми. Плохое место выбрал Петр для своей столицы.
Бродим по колено в воде, вязнем в липкой болотной ржавчине, в тине. Иногда лежим, рассыпавшись цепью в глубоких лужах.
Это нас «закаляют», воспитывают воинский дух.
Приходим с занятий продрогшими до костей и грязные, как землекопы.
Часами чистим шинели и брюки, чтобы на завтра снова купаться в чухонских болотах.
В перерывах между занятиями резко спорю с Граве и Анчишкиным о «проклятых» вопросах.
Я возмущен муштрой и мордобитием.
Анчишкин зло кричит:
– Попробуйте иначе построить боеспособную армию. Возьмите наших союзников: разве там миндальничают с нижним чином? А Германия? Там, батенька, построже нашего еще. Ручки свяжут и на стену повесят. Все равно как на дыбе вздергивают. Вы же не будете отрицать, что немцы – высококультурная нация. Значит, так нужно. С принципами гуманизма в армии делать нечего. Ступайте с ними во всякие общества «покровителей животных» и т. п.
Но чаще всего спорим о войне, о религии.
Спорим резко, грубо, до ругани.
Ровный и сдержанный Граве становится неузнаваем. С момента объявления войны религиозность его повысилась, и всякие нападки на религию он воспринимает как личное оскорбление. Он совершенно безнадежен, объясняет все – и войну тоже – высшей волей.
Час от часу не легче.
Заочно записали в фельдшерские ученики.
Не хочешь идти в прапорщики – ступай в ротные фельдшера.
Категорически отказался.
Вызвали к батальонному.
Генерал-майор, на широкой выпуклой груди «Аннушка», «Владимир» и еще какие-то регалии в несметном количестве.
Широкое русское лицо с голубыми глазами, нос чуть-чуть с краснотой. Типичный рубака. В молодости, наверное, бреттер.
Встретил с притворной ласковостью, расспрашивал о родных, об университете.
А в конце концов разнес меня «впух». Кричал, топал ногами, брызгал слюной.
Ну, и характерец!
Взводный на колке чучел каждому говорит:
– Как ты колешь, стерва!.. Ты забудь, что перед тобой соломенное чучело. Воображай, что немец, австрияк, альба турок неверный.
Вообрази – и коли благословись. Когда подбежишь вплотную, коли без сожаления в сердце, коли с остервенением. Врагу пощады давать нельзя.
Из этих поучений новобранец должен усвоить, что солдату жалость в кармане носить не полагается, что жалостью торгуют доктора, священники и женщины, что новобранец есть только солдат, и никакой жалости ему проявлять к врагу нельзя.
И когда стрелок, выслушав мудрую тираду начальства, с криком «ура» бежит с ружьем наперевес к соломенному чучелу, взводный орет:
– Стервеней! Стервеней! Стервеней, мать твою за ногу!
После удачного штыкового удара он с удовлетворением отмечает:
– Так его, мерзавца! Будет