восемнадцать, они заняли собой три отсека, четыре койки по одну сторону от прохода и две боковушки напротив. Егору она благоволила, выделив нижнюю и не сбоку, главное – подальше от туалета. Тот взгромоздил две авоськи с «Жигулёвским» на стол, это такие сетчатые мешки для продуктов, запихнул сумку вниз (что, интересно, в ней находится?) и улёгся. Мюллер присела рядом, приятно прижавшись попой к его бедру.
Была она чуть полновата, хоть и приятна лицом. Когда сняла шапку, стало заметно, что собранные в хвост волосы немного жирные, хорошо бы их вымыть. Конечно, ей стоило бы пользоваться ещё чем-то из косметики, кроме помады. Тёплая, но ни разу не женственная кофта грубой вязки и плотная длинная юбка завершили портрет. Или пейзаж, если смотреть с вагонной койки, так как собой женщина закрыла Егору весь горизонт.
Лишь только поезд тронулся, и проводница собрала билеты, сюда началось всеобщее студенческое паломничество, а Егор сделал ценное открытие: под столом предусмотрена специально обученная дырочка с выступом. О неё очень удобно открывать бутылку с пивом. Но и просто уперев в алюминиевый обод стола, а затем, ударив сверху ладонью, тоже нормально, алюминий нёс на себе зарубки от тысяч откупоренных бутылок.
Остро запахло кисловатым пивом. Оно норовило вылезти наружу пузырчатой пеной и сбежать вниз по бутылке, переползая через край горлышка. Торопливые студенческие губы не дали пропасть ни капле.
Егор тоже взял бутылку. Отхлебнул…
Бррррр… Какая гадость!
Конечно, он не наивный чукотский юноша и не ожидал обнаружить равное «Будвайзеру», «Пльзенскому» или хотя бы «Балтике». Но… бли-и-ин!
Светлое, мутное, нефильтрованное. Примитивный грубый вкус.
Поскольку со всех сторон доносилось счастливое бульканье, выделяться не стоило. Понимая, что смаковать эту дрянь не сумеет, Егор вылил в себя пивную бурду одним залпом.
– Ещё? – участливо спросила Мюллер.
– Пожрать бы, – повторил он мечту часовой давности, не утратившую актуальность. Скорее – наоборот.
– Сань! Ты обещал пройтись по вагону, – напомнила Варя. – Нарисуешь, и я тебе половинку своего пива оставлю.
Девочка тоже понимала, что «Жигулёвское» образца 1981 года находится далеко от предела мечтаний.
– Замётано. Полбутылки, – он наклонился и выглянул в проход. – Обожди только минут двадцать. Пусть разговеются. Всегда берут раза в два больше, чем могут слопать.
– Всё не хватай, – предупредила Марьсергевна. – Готовили до выезда в Москву. Протухнуть могло.
– Не учите учёного! Выбирать не буду, притащу как можно больше. А вы уж, девочки, обнюхаете и скажете, что испортилось, а что нет. Овчарки вы мои!
Это он зря.
– Овчарка – значит сука. Марьсергевна, он нас сучками обозвал, – немедленно истолковала Варя.
– Сань! Не перегибай, а? Мюллера я тебе ещё прощу. Но суку… Только если справишься с заданием.
Понимая, что ляпнул невпопад, Санёк немедленно двинулся по проходу, исчезнув из поля зрения. Слышен был лишь его голос,