серо-голубые ранее глаза. – Скажу лишь, что видел я клыки и когти, видел звериный страшный оскал. Давно не слышал я таких ответов, господин Пелюша (и снова как-то странно, на этот раз жалобно прозвучало имя Сквайбутиса). Перемени дорогу…
…Всю оставшуюся ночь «герцог литовский» провел в своей постели, рано поднявшись в свою комнату. Где-то рядом с ним временами то всхрапывала, то начинала что-то бормотать сквозь беспокойный сон вновь загулявшая до поздней ночи Юманте. Не мог понять Пелюша, что могло в его вопросах вызвать столь неожиданные ответы, что потом чуть подробнее растолковал ему вещун. Всего-то хотел знать Сквайбутис – приедет ли на полевой стан беглый князь Товтивил, будет ли там же некто жмудин по имени Вебра Клаусгайла и останется ли князь Полоцкий Константин до утра, до конца ярмарки?
Короче говоря, ко входу в Кенигсбергский замок Пелюша попал хоть и вовремя к началу приемных часов, но не выспавшийся – всю ночь ворочался, не мог уснуть с расстройства. Комтур Альбрехт Мейсенский настроение просителю тем не менее изрядно поднял: не стал мариновать того перед своими покоями, это раз. И два: практически с порога поименовал Сквайбутиса «герцогом литовским». Откуда же знать Пелюше, что незадолго до его приезда Орденский начальник как раз намеревался держать совет, как покрепче насолить негоднику Миндовгу – а тут такая оказия!
Приосанившийся князек подкрутил усы и уже более уверенным голосом изложил свою жалобу на обиду от жемайтов, опустив, естественно, некоторые деликатные подробности, и просьбу о выделении в его распоряжение двух десятков всадников, на что Альбрехт ответил чуть ли не медовым тоном, мешая с литовскими немецкие и латинские слова:
– Многоуважаемый друг мой, Ducem Litvaniae (да-да, «герцог литовский», Пелюше не почудилось!), я понимаю, что вы были оскорблены, ukrzywdzony этими наглецами практически на своих родовых землях, – сердце князька на этих словах провалилось куда-то вниз от восторга: а вдруг! …и Новогрудок тоже под себя прибрать удастся? Вот это было бы неслыханной удачей! Но ведь прямо намекнул комтур на это! – И потому я выделяю тебе двадцать конных немцев, rejterow. Командовать ими поставлю Мартина Голина и Конрада по прозвищу Tuwil. Но начальствовать над походом на эту богомерзкую свадьбу, – Мейсенский брезгливо поморщился, – поручаю тебе, друг мой.
«Ого, сам Конрад Дьявол, это очень здорово, и целых двадцать рейтеров, а это, с учетом их оружных людей, уже целое войско», – успел стремительно подумать Пелюша и чудом, неимоверным усилием удержался, чтобы не бухнуться перед комтуром на колени, что никак не подобало «герцогу литовскому». Только смиренно и почтительно наклонил голову – дескать, «Покорнейше благодарю, друг мой»! А Альбрехт тем временем продолжил:
– Надеюсь, ты примерно покараешь своих обидчиков. И это станет добрым и полезным уроком на будущее не только для жмудских селений, но и для всего Литовского края… Которому, может, и пора уже найти себе нового властителя!
А вот при этих словах Пелюша зябко вздрогнул, потому что словно наяву услышал вновь