выпить чашку кофе и немного поразмышлять. Подобные операции изнуряли его.
– Блестящая работа, доктор. – Врач-стажер стоял рядом с ним, все еще находясь под впечатлением от увиденного. Питер, налив себе чашку черного кофе, повернулся к молодому человеку.
– Спасибо. – Питер улыбнулся, подумав, насколько этот юноша похож на его сына. Он был бы безмерно рад, если бы Марк посвятил себя медицине, но у того были другие планы; он хотел заняться бизнесом или юриспруденцией. Его привлекал более широкий мир, чем тот, в котором жил Питер. К тому же за долгие годы сын успел насмотреться, как выкладывается отец, как он переживает смерть каждого своего пациента. Это было не для него. Питер прикрыл глаза, сделал глоток очень крепкого кофе, думая, что, возможно, это и к лучшему. Затем снова обернулся к стажеру:
– Вы впервые видели пересадку сердца?
– Нет, это вторая операция. Первую тоже исполняли вы.
Слово «исполнение» весьма подходило к их работе. Обе пересадки, за которыми наблюдал молодой человек, представляли собой своего рода хирургическое зрелище. До этого ему никогда в жизни не приходилось испытывать такое напряжение и драму в операционной. Наблюдать за ходом операции, выполняемой Питером Галламом, это как смотреть балетный спектакль с участием Нижинского. Он был артистом своего дела.
– Каков, по вашему мнению, будет результат операции?
– Слишком рано говорить об этом. Надеюсь, что все обойдется. – И он, надевая поверх операционного костюма еще один стерильный халат и направляясь в послеоперационную палату, молил Бога, чтобы сказанное им оправдалось. Оставив чашку с кофе снаружи, он тихо подошел к кровати Салли и сел на стул. Послеоперационная сестра и целая батарея мониторов следили за каждым вздохом Салли, и пока все было в порядке. Опасность может появиться позже. Только бы все не пошло плохо с самого начала. А такое уже случалось прежде. Но только не в этот раз... не в этот раз... прошу тебя, Боже... не сейчас... не с ней... она так молода... хотя он чувствовал бы то же самое, будь ей не двадцать два, а пятьдесят пять.
Как это не имело значения, когда он потерял жену. Он сидел, глядя на Салли, стараясь не видеть другое лицо... другой случай, который всегда стоял у него перед глазами... Он видел ее, какой она была в последние часы, утратившая желание бороться, потерявшая надежду... Он уже ничего не мог поделать. Она так и не позволила ему попытаться спасти ее. Что бы он ни говорил, как бы ни старался уговорить ее. У них был донор. Но она отказалась. В ту ночь он бился головой о стену в ее палате, а затем, сев в автомобиль, помчался с бешеной скоростью домой по пустынной дороге. А когда его остановили за превышение скорости, ему было все равно. Тогда он думал только о ней... и о том, что она ничего не позволила ему сделать. Когда дорожный патруль остановил его, он был настолько не в себе, что его заставили выйти из машины и пройти по прямой. Но он не был пьян, он оцепенел от боли. Они отпустили его, сделав замечание и заставив заплатить приличный штраф. Дома он слонялся из угла в угол, думая о ней, страдая. Ему так не