Он вернулся к «Ромео и Джульетте», перечитал «Отелло», да, фатум, предопределенность событий, причинно-следственная связь поступков, Гамлет не мог не осознать, что он – виновен в смерти Офелии. Ернические рассуждения о судьбе праха Александра Македонского, наше слово – оно обязательно отзывается, это – закон жанра, должны были предстать уже в совершенно ином – драматическом контексте. Если трагедии суждено повториться в фарсе, то почему фарсу не повториться – в трагедии? Но почему Шекспир все-таки выкинул этот текст? Его глаза блуждали по книжной полке и вдруг остановились на корешке – Исаак Ньютон, Замечания на книгу пророка Даниила и Апокалипсис святого Иоанна, – рука потянулась, но в этом уже не было нужды. Конечно, схоластика. Они же с Горацио – студенты. А что тогда изучали в университетах? Конечно, и в первую очередь, схоластику. Если Шекспир сказал «а», он должен был сказать и «б». Упомянув Виттенберг, автор должен был, пусть вскользь, но коснуться этой части жизни своего героя. Значит, по дороге от кладбища к замку шел схоластический спор. И выкинул его не Шекспир, а хозяин театра, Вильям, это же ересь, епископ сразу прикроет мой театр. Но что там было написано? Попытаться восстановить этот текст – вот это – задача! Жизнь приобретала – смысл. Он тут же, в библиотеке, набросал несколько строк. Нет, не то. Надо писать на английском, точнее на английском самого Шекспира, больше того, надо представить, что мог думать в то время сам автор, надо постараться, пусть на мгновение, но – стать Шекспиром.
Окрыленный этой мыслью, он вернулся домой, достал папиросный томик Шекспира, ну что, брат, наше свидание – надолго. Питер стал буквально по крупицам вычитывать «Гамлета», нет, без библиотеки, без учебника староанглийского – не обойтись, а почему – библиотека? Питер встал из-за стола и направился к двери. Остановившись у вешалки, он было взял свою ставшей знаменитой в богемном мире черную фетровую шляпу, но тут же повесил ее обратно. Хватит, мальчик, если хочешь научиться думать, как Шекспир, то сначала надо научиться – скромности. Он вышел и направился в квартал, известный своими антикварными магазинами и букинистическими лавочками.
Шекспир, нет, пожалуй, тот русский кинорежиссер, полностью изменил его жизнь. Он перестал подходить к телефону, прежние знакомые, даже издатели и богемные тусовки перестали интересовать его. Потом он перестал и выходить из дома, заказывая, все-таки, от тебя есть какой-то прок, по телефону, в лавочке на углу, пиво, табак и – продукты. Прошла зима, монолог Гамлета был давно закончен, но Питер переписывал и переписывал его, жизнь – она же не может закончиться. Или сделать еще один шаг, пойти, навестить когда-то называвшимся другом критика, показать ему текст и услышать – здорово, но ты же понимаешь, что это – никто не опубликует. Потом – вежливый стук в дверь, вопрос хозяина – а когда вы собираетесь платить за квартиру, пустая чековая книжка, пустая голова, прогулка по антикварным магазинам, теперь с целью продать свой чернильный набор и сам стол, оба в стиле «ампир»,